Я лишь с грустью опустил голову и закрыл глаза. Тошно, как же тошно мне сейчас. Ей-богу, спасают только мысли о семье. Иначе бы…

Первым в госпитале меня навестил именно он. Павел Анатольевич выглядел уставшим. Начав за здравие, все равно скатились на больную тему.

— Сергей, я не собираюсь извиняться или оправдываться. Я действовал согласно требованиям времени.

«Вы уже оправдываетесь, Павел Анатольевич», — подумал я, а вслух произнес:

— Я все понимаю, немаленький.

— Я знаю, вы как семья были… Сергей, еще не все потеряно. Фронт скоро дойдет до тех мест. Будем искать. Там много концлагерей. Ребята были не простыми солдатами. Все офицеры, знают много. Только одно беспокоит. Могли твои орлы заартачиться и пойти в «последний и решительный»… Ну или как особо важных могли в Берлин увезти.

— Я их, если надо будет, из подвалов Гестапо вытащу.

— Капитан, я никогда не забываю своих людей и обязательно сделаю все, чтобы их достать.

Мне этот разговор начинал надоедать, но не выгонишь же комиссара первого ранга. Своих-то он может и не забывает, да только мы — не его. Истомин подчиняется напрямую Берии.

Меня спас именно Петрович. Я уже хотел притвориться потерявшим сознание, но в дверь просунулась голова Истомина. Комиссар второго ранга, да-да, именно второго, вошел в палату.

— Ну, привет отдыхающим, — улыбнулся мой командир во всю ширину рта.

— Здравия желаю, товарищ комиссар второго ранга! — попытался улыбнуться я.

— Ну ладно, капитан. Выздоравливай поскорее, — отдав честь и пожав мне руку, Судоплатов удалился.

— Не ожидал, что он к тебе придет! — проговорил Петрович, когда за Судоплатовым закрылась дверь.

— Я и сам не ожидал. Хорошо, что вы пришли.

— Серег, ну мы же одни, — Истомин подмигнул мне.

— Привычка, — я улыбнулся.

— Как ты?

— Жить буду. Только вот как?