– Сербохорватский ты даже не пытался, – понимающе сказал я. Я его тоже не понимаю. А идиш не пробовали?
– Я из Хорватии, а не вашего идишланда. Так что сам и пробуй.
– Ну, пойдем, пообщаемся, – пожимая плечами, соглашаюсь. – В суд я теперь точно не пойду. Ты за триста метров определил, что в машине сидит русскоговорящий. С таким зрением промахнуться невозможно.
– Я просто хотел ее посадить в машину, идущую на Иерусалим. Тут дорога одна. А ты уже удачно подвернулся.
Она сидела на скамейке, сжавшись в комочек, и настороженно поглядывала на нас. Короткая стрижка, каштановые волосы и такие огромные синие глазищи. И вообще, очень приятная девушка, не многим старше двадцати. Все, что положено, на месте. Где надо нормальному мужчине – выпукло, где надо – тонко. Платье и босоножки на ней были какие-то странные. Не то чтобы плохо выглядели. Как раз правильно подчеркивали фигуру, но что-то совершенно не из местного ассортимента. Такое носили лет пять назад.
– Здравствуй, – говорю по-русски.
– Здравствуйте, – отвечает явно обрадовано.
– Эти хорошие ребята, – сообщаю я, показывая на Шая с напарником, – очень хотят знать, что ты тут делаешь, если ближайший автобус через два часа и куда направляешься.
– Как через два часа? – испуганно переспрашивает она. – Мне надо быть в Иерусалиме к восьми часам.
– Все нормально, – говорю я Шаю. – Ей действительно надо в Иерусалим. Довезу. Вы можете ехать. Я вполне серьезно, – говорю я ему тихо, – если надо, я могу поговорить с начальником полиции округа.
– Спасибо, не надо. Ничего мне не сделают. Инструкции инструкциями, но когда нашего в больницу отправляют с ножевым ранением живота, никто из меня виноватого делать не будет. Пару недель, пока люди забудут, а потом переведут на старую должность. Максимум, в другой отдел. Счастливой дороги, – отдавая честь, сказал он и пошел к машине. Напарник, все время молча торчащий рядом, потопал за ним.
– Как тебя зовут? – спросил я, обращаясь к девушке.
– Лена.
– А меня Цви. Пошли к машине, отвезу я тебя в Иерусалим. Что ты тут вообще делала?
– Бабушка просила поставить свечку за родителей в Храме Рождества Христова в Вифлееме, – неохотно сообщила она, идя за мной.
– Садись, – говорю, показывая на свою машину. – Языка не знаешь, свечки ставишь в церкви, одета не по местному… Стоп, ничего не говори! Ты что, новый советский посол? В смысле послиха?
– Я из торгового представительства. То есть не я, мой муж. Он переводчик.
– Московский или Ленинградский университет, восточный факультет? – спросил я, трогаясь.
Хотя разницы никакой, продолжил мысленно. Подготовка военных переводчиков. Самый паршивый и малочисленный факультет. Основной язык арабский.