Воинственно выставив вперед подранную клочковатую бороду, Отступник Хаккам, учитель и друг, идет на прорыв. Да, самое время!
— Должны! — и окованный медью конец на обратном ходе клюет оппонента в солнечное сплетение.
— Понять! — посох перехвачен двумя руками. Коротко крутанувшись в гудящем, вязком воздухе, навершие бьет в голову очередного спорщика.
И поделом! Не стоит увеличивать значимость своих тезисов при помощи длинного кривого клинка. Даже если он выкован из драгоценного дамаска.
— Бог! — мой маленький керамбит полосует неосторожно подставленное предплечье.
— Кроме наших! — вновь гудит в воздухе посох учителя.
— Рук! — крутнувшись на месте, я до костей прорезаю запястья очередного любителя бить в спину.
— Не имеет! — сухой звук встретившегося с медью черепа, завершает дискуссию. Теперь нас будут просто убивать.
И убили бы, если бы не городская стража, вышвырнувшая внезапно спятивших книжников за ворота. Не вдаваясь в личности, тонкости и нюансы. Всех и сразу. Но в разных местах. До сих пор им благодарен.
… - Юрий Михайлович!
— Да. Слушаю, — безразлично бормочу в ответ.
— Вот, кофейку попейте.
Обжигаясь, беру в руки небольшую чашечку, источающую невыразимый словами аромат хорошего йеменского кофе с капелькой явно не ординарного коньяка. Отхлебываю пару глотков. Понемногу прихожу в себя.
— Не могли бы Вы составить перевод? — с надеждой и интересом осведомляется Илья Николаевич.
— Мог бы… Но не стану — это действительно только мне. Личное, — резко отвечаю я.
— Ну, коли личное, то вопросов более у меня нет. Разве что, один: почему именно Вы?
— Потому как Семецкий! — демонстрирую свои 26 молочных зубов. Включая и тот, что начал шататься и вот-вот выпадет.
— ?
— Дело в том, дражайший Илья Николаевич, что некие ухари от литературы объявили, что человека с фамилией Семецкий, именем Юрий и отчеством Михайлович на просторах бывшего СССР не существует.
И на этом основании начали меня вставлять в разные фантастические книги. Была даже серия, в которой меня убивали каждый день и разными способами, иногда — совсем экзотическими. Согласно этой писанине, о каждой моей смерти людям, находившимся в тот момент неподалеку, приходили на коммуникатор сообщения, в которых излагались обстоятельства моей очередной гибели.