— Да-а. Жуть-то, какая… Вы чем-то недовольны капитан?

— Могла бы быть мощнее, пан подполковник. Только по площади ею и работать, точности нам тут не получить. Да и дальность желательно бы добавить, но уже просто времени не осталось…

— Все равно, жуть. Пан Моровский, вы уже решили, где проводить боевые испытания?

— Гм. На вечернем совещании озвучу, у меня через полчаса по плану как раз еще один разведвылет в район Бзуры. Вот после него и доложу… А почему их так мало пан Шлабович?

— Эгхм… Капитан! Уважая ваши прежние достижения, я и так уже превысил все разумные пределы поддержки этих опытов. Кстати, кроме уже готовых каркасов для тех бомб, я разрешил сварщикам собрать еще столько же запасных. Но имейте в виду, что уговаривать начальство их доделать будете уже сами. Вы часом не забыли, что у нас тут идет война, и что сейчас не самое лучшее время для каких бы то ни было экспериментов?

— Но ведь не будь сейчас войны, вы, ни за что бы, не согласились тратить свое время и государственные средства на 'все эти глупости'. Или все же согласились бы?

— Мда-а. Переубеждать-то там у себя за морем вы, конечно, научились. Но и восемь трехсоткилограммовых бомб это вам тоже не заяц чихнул. Две с лишним тонны как-никак, плюс ваши бочки с огнесмесью. Вот только бьют они пока недалечко всего-то метров на семьсот, а жаль… Стукнуть бы такими по Берлину!

— А что, налет 'Хейнкелей-111' на вражью столицу в штабе уже согласовали?

— Гм… Что? А, нет. Пока не до этого… Обернитесь ка пан Адам, кого это вы там видите?

Павла удивленно уперлась взглядом в лицо стоящего в отдалении незнакомого майора запенсионного возраста. Что-то в его лице было знакомым… На быстро всплывшей в памяти фотографии, этот мужчина был моложе лет на десять…

'Ну, держись пан разведчик! Пришел-таки сюда один из критиков нашего спектакля, свое фи высказывать. Мдя-я. Но на враках ему меня не словить. Подумаешь, в пять лет он Адама видел, и письмами с Софией обменивался. Нам, 'всепольским героям летчикам' не до всяких там мелочей, мысли наши в горних высях обитаются. И ни хрена этот дед подмены просечь не должен. Ну, с Бо… э-э… в смысле с боевым кличем советских воинов, и вперед на амбразуру…'.

— Пан Залесский?

— Это, с каких же пор, мой внучатый племянник стал звать меня по фамилии? Ну, здравствуй, пропащая душа. А-адам. Подумать только! В два десятка лет и уже капитан. Ты глянь Стась!

— Не перехвалите… э-э… дедушка. Кто его знает, как оно там выйдет. Война ведь дело непредсказуемое…

— Нашел время скромничать! Ну ка, не мешай ка мне твоему двоюрному деду радоваться за наш род! Наград у хлопака на груди столько, сколько у нас с тобой Стась и вдвоем не наберется. А? Каков орел?!