— У вас что по Истории? — спросил он меня, как только продиктовал мне сей эпиграф.
— С какой Историей? — не понял я его.
— С Историей нашего Отечества! — ответил он мне с воодушевлением. — Поди, двойки да колы по сему предмету вам учителя ваши ставили?
— Нет, твердая четверка!
— Твердая четверка, — пренебрежительно передразнил он меня, — в пределах школьной программы, разумеется?
— Школьной. А что?
— А то, что нашу Истории ни черта вы не знаете. Вот ответьте мне, чем дело кончилось в 1805 году под Константинополем у нашего Александра Васильевича Суворова? Ну — тес, чем?
— Победой, наверное, — неуверенно ответил я. — А чем же еще?! Полной победой!
– «Полной победой»! Не смешите меня, — расхохотался издевательски мне прямо в лицо Павел Петрович. — Вот для таких «четверошников», — продолжил он хохотать, — эти два шельмеца (писатель ваш и Порфирий Петрович) роман свой написали!
— А что, разве разбили нас тогда под Константинополем?
— Нет, не разбили, но победы полной не было.
— Не понял. Объясните. Ничья, что ли, была… как под Бородино?
— Под каким Бородино, какая ничья? Ничьи только в шахматах бывают! — И он продолжил меня «экзаменовать»: — А в 1800 году с нашим непобедимым генералиссимусом что случилось? — спросил он вкрадчиво. — В мае месяце! Подсказываю. Ну, что шестого мая с ним произошло? Не знаете! Так я вам скажу. Умер наш славный генералиссимус Александр Васильевич Суворов… в тот день и умер! — И он опять захохотал мерзко — но вдруг его тело воздушное стали сотрясать рыдания, будто и не тело оно вовсе, а барабан, в который бьют колотушкой в такт траурного марша. — Впрочем, — прервал он свои рыдания, — продолжим наш роман.
— Позвольте, — выкрикнул я ему, — что вы мне пургу гоните? Умер в тысяча восемьсотом году, а в тысяча восемьсот пятом как же?..
— А вот так же! — презрительно ответил мне Павел Петрович. — Я же вам сказал, ни черта вы Историю нашего Отечества не знаете. Так я вас в нее посвящу, и заодно нашего читателя. А то ведь всех вас в нее только в пределах школьной программы посвятили!
* * *
Век восемнадцатый был веком славным! Не чета веку нынешнему — девятнадцатому.
Но отгрохотали его пушки, оттрубили его медные трубы — и только его победные салюты еще озаряли черно-звездное ночное небо.
Но с этими салютами уже сливались салюты погребальные.
И по Петербургскому тракту, в дормезе, нашего Александра Васильевича везли в Санкт-Петербург.