Светлый фон

— Зис, — коротко, но совершенно по-змеиному свистнул он, и повторил, по прежнему негромко и мелодично, — зис-с.

— А? — Вновь подошедший приостановился, но потом прищурился, впрочем, — не трогаясь с места. — Сказать-то все можно, — только за такие слова отвечают.

— Спрашивай. — Сонные глазки неподвижного Сережи, не моргая, вперились в собеседника. — Вот только слово это дважды не повторяют. Так что и за то, что я у тебя вроде как псом брехливым выхожу, тоже ответить можно.

— Не, Юрок, — еще один из четверки, тот, кто доселе не участвовал в беседе, помотал головой, — на это я не подписываюсь. Ну его на хер. Это дело, в смысле…

Некоторое время деловитый Юрок продолжал стоять в позе гордой и вызывающей, заставляя свой взор грозно блистать, но так, чтоб блеск этот с каждой секундой становился все менее ярким. Майкл прямо-таки видел, что все мысли его посвящены тому, чтобы выйти из положения с минимальной потерей лица, — вот только причины этого, равно как и смысл происходящего действа оставались для него совершенно непостижимыми. Наконец в узкий лобик пришла парня пришла гениальная идея.

— Пошли, Андрюх, — деловитый Юрок приобнял приятеля за плечи, пытаясь увлечь его в сторону, — без понтов, пустые они, поэл?

Но тот, подавшись было, вдруг вывернулся каким-то неожиданно-гибким, прямо-таки змеиным изворотом поясницы и торса, а потом, замедленным движением наложив на грудь приятеля вялую длань, вдруг со страшной силой отбросил его бренное тело на несколько шагов, так что тот не смог удержаться на ногах и вперед головой нырнул в клевер, пробороздив его плечом, ягодицей и всем правым боком.

— Ссыкло, — стеклянным, лишенным всякого выражения голосом сказал Андрюха, — очкун вонючий…

А Майкл при помощи своего вдруг необыкновенно, — прямо-таки до излишнего, — обострившегося зрения вдруг с ужасом заметил, что в углу рта его обсыхает скудная сухая пенка. Но даже этого зрения не хватило, чтобы заметить, откуда в руках парня появился нож со щучьим носом. Он прыгнул мгновенно, не приседая и вообще никак не изготавливаясь, как будто его швырнула какая-то скрытая пружина, но Сережа как-то страшно неудобно шагнул вперед, делая удар ножом явно невозможным, — и ударил нападавшего в челюсть. Майкл — знал толк в боксе: так вот тут все было по-настоящему, без дураков. Как кирпичом, — раздался скверный, влажный хруст. От такого удара без памяти повалился бы средневес-профи, битый-перебитый, но этого уличного драчуна только коротко встряхнуло, отбросило напряженное тело назад, и он без паузы рванулся вперед, как носорог, полосуя перед собой финкой. Сережа пятился, поворачивался то одним боком, то другим, — и непрерывно бил, попадая каждым ударом. На взгляд Майкла, — короткорычажные, толстые руки провожатого били, как молоты, с совершенно расквашенного, покрытого рваными ранами, на глазах распухающего лица при каждом ударе брызгала кровь, удары в корпус отдавались жутким нутряным гулом и хряском, но бандит, казалось, не чувствовал боли. Долго это продолжаться не могло, и, казалось, мысль эта передалась Сереже, потому что он коротко ткнул врага в горло, кажется — костяшками пальцев, но поручиться за это Майкл не смог бы. И только после этого, несколько секунд спустя одержимый, совершенно посинев, с хрипом ткнулся в камень дорожки и с выпученными глазами схватился за горло. Надо отдать должное его друзьям: позабыв все соображения благоразумия, они со страшной руганью бросились в драку. Юрок и четвертый, — на явно более опасного провожатого, а тот, что первый решил было дать задний ход, — на Майкла.