— Че, фриц, — евреев было легче резать?

Островитянин, ничего не ответив, только помотал головой. Сплюнул и медленно, опираясь на землю, поднялся на ноги. Его заметно мотнуло, но продолжающий запаленно отдуваться провожатый поддержал его твердой, как угол стола, дланью.

— Э, э, — куда пошел? Железяку-то, покупочку, — на кого оставил?

Вспомнив про покупочку, Майкл передернулся, но это был последний спазм, и он, не оборачиваясь, только махнул рукой, продолжая двигаться вперед шаткой, как у чумного, походкой.

— У, Ё!!! — С глубоким чувством сказал флегматичный при обычных обстоятельствах Сережа, тщательно обтер клинок об одежду покойного, сунул его в ножны, тщательно подобрал остатки упаковки, следя за тем, чтобы, не дай бог, не оставить ни единого клочка бумаги, ни единого обрывка шпагата, кое-как завернул "Наглого Арендатора" в изодранную бумагу, и с сопением кинулся вдогонку подопечному.

— Чужими руками-то легче выходит, а, фриц? Да ты не переживай, в первый раз оно всегда тяжело. Тут уж так: либо ты, либо тебя.

Доселе молчавший, как стена, и не реагировавший на болтовню попутчика, Майкл отрицательно покачал головой:

— Он уже бежать поворачивался. Это я его вдогонку полоснул… И что на меня нашло, понять не могу?

— Раз нашло, — значит, — было. Это только ты не знал сам про себя. Теперь, значит, знать будешь… И ты это… Привыкай. Право дело — так оно лучше будет. По всему выходит, — всем привыкать придется.

— Это ж теперь что, — целой облавы ждать?

— Ага! Как же! Так тебе Ювелиры и позволили на своей территории розыск со вселенским шмоном устраивать! Вот мы идем, — а этих четверых, — будь уверен! — уже на собачий корм переделывают. Ничего-о не будет, попомни мои слова!

— Это за четверное-то убийство? — Говоря это, Майкл с брезгливым удивлением уловил истерические нотки в собственном голосе. — Хорошие у вас нынче порядки, нечего сказать! А милиция?

— А ей надо? Никто ничего не сообщал, тел нету, — значит и не было ничего. Не ссы, говорю… Этот, который первый, — помнишь? Которого хоть кувалдой? Он, не иначе, под "буром" был: много сейчас всякой дури, всю и не упомнишь, но эта как бы ни хуже всего. Те, которые торгуют, так сами между собой вроде как договор подписали: "бур" — западло… Так-то он не хуже прочего и не лучше, вот только тот, кто на нем сидит, рано или поздно сбесится, и никто-о заранее тебе не скажет, будет это на сотый раз, на десятый, или одного хватит. Тогда его только на куски рубить: с двумя десятками пуль в потрохах бегали и дрались. Ну ты сам видел… Так что не переживай, они все равно не жильцы были.