— Люкципурс. Найдем. Не знаю, сколь близко знал его в былые годы наш уважаемый Инициатор, но, думаю, что все-таки не слишком близко. Я имею ввиду его странные чудачества в сексуальной области. Хотя это, может быть, не так уж и важно?

— Монте-Гуща. Если нет ничего, то даже что-то может оказаться чем-то. Чем мы, в конце концов, хуже Центра Стратегических Исследований, который собрал все подобные штуки на Гитлера…

— Люкципурс. У него много врагов, можно сказать, — у него кроме врагов-то никого и нет. Но его не слишком частые забавы особого рода, и врагов, естественно, создают особых. С тем особым достоинством, что некоторые из них еще живы.

— Инициатор. Вот как? Интере-есно. Это, надо признать, — довольно-таки необычное обстоятельство для обсуждаемой кандидатуры.

— Люкципурс. Он не может иначе. Дело в том, что это входит в систему. Милое чудачество его состоит в пристрастии к девчонкам тринадцати-четырнадцати лет. Нет, это-то, само по себе, как раз по-человечески очень понятно, хотя обычно такими склонностями обладают люди лет на двадцать — двадцать пять постарше. Интересны нюансы. Он не только пользует их сам, но еще и ставит с их участием особливые живые картины. Самый любимый спектакль состоит в том, что девицу ставят в коленно-локтевое положение, и амбал в маске палача занимается с ней анальным сексом…

— Монте-Гуща. Ты, между прочим, давай без лишних подробностей. У нас тут девушки.

— Инициатор. Это кто это тут девушки?

— Каган. Я, например. Только кого это вы назвали "девушкой"?

— Люкципурс. Я продолжу? Так вот, при этом обязательны белые пышные бантики, а сама она должна дрожать и плакать, но тихонько, ни в коем случае не орать. При этом ее отец, — или заменяющее его лицо, если отец не выжил, — гладит ее по головке, успокаивает и целует в заплаканное лицо. Как правило, — этим ограничивается, особого какого-то садизма, вроде бы, — не было. Чего, разумеется, нельзя сказать о других инсценировках.

— Инициатор. И что из этого может следовать?