Постепенно лишние тихо убрались из горницы. Остались только мастера, Швырок, Филимон, Андрей Немой, Макар, Тит, Прокоп и Бурей.
Сучок осмотрел оставшихся за столом, мотнул головой, твёрдой рукой налил себе чару, поднялся и сказал:
– А теперь помянем тех, кто там, у ворот, в землю лёг!
– Погоди, Кондрат! – Филимон, тоже с чарой в руке, поднялся с лавки.
– Чего годить?
– Твои мастера, как ратники, в бою пали! – Отставной десятник построжел лицом. – По ним не на поминках слёзы льют, а тризну правят! Вот и станем братьев, на брани живот положивших, славить! А слёзы бабам оставим… Слава! Чтоб удержала их Тропа Перунова! – Филимон опрокинул чару.
– Слава! Слава! – подхватили наставники, а за ними и обалдевшие от поминания Перуна плотники.
– Чего замолкли?! – рыкнул Бурей, едва поставив посуду на стол. – Рассказывайте! Какими они были?!
Сучок на секунду задумался и начал:
– Помню, годов десять тому ставили мы острог на берегу Сейма, в самой степи, считай, а тут половцы налетели…
– Как не помнить, – мотнул головой Нил. – Всем тогда досталось, а ты с Матицей кольями от степняков отмахивались, пока остальные телегу с брёвнами в ворота острога того катили… Мудила, помнишь, ты ещё портки порвал?
– Да не я – дружинник из того острога! – отозвался молчаливый обычно кузнец. – Я телегу-то довернул, да и поскользнулся, а там половец лезет! Тут бы и конец мне, да ратник этот увидал, половца срубил, а меня за портки да назад! А они и того!