Пока Нил своим красивым баритоном выводил плясовую, а остальные ему подтягивали, Филимон слез с лавки, бочком-бочком добрался до Сучка и приземлился рядом с ним.

– Кондрат, ты понял, чего Анна тебе и всем сегодня показала, а?

– Понял, кажись.

– А чего понял-то?

– Да тут в двух словах не скажешь, – Сучок почесал плешь. – Но за ради чего в Ратном летом резались, понял. И кто победил – тоже.

– Добро! – кивнул Филимон. – И что языком не треплешь, тоже добро… Сегодня не тебе одному слово сказали, а и нам тоже, и лесовикам – всем. Корней на сходе начал, Анька тут закончила!

– А чего Корней? – Старшина сунулся к самому лицу наставника.

– А ты не догадался? – хмыкнул Филимон. – Есть теперь в Погорынье Лисовины и есть все остальные. Кто умный, тот понял и в бояре, как Лука, выскочил, кто не понял – тот, как Пимка, в земле лежит. Так впредь и будет – князья Корнея признали.

– Выходит, приказал Корней нас выкупить? – Сучок нервно пробарабанил пальцами по столу.

– Не без этого, – усмехнулся Филимон. – Только умён Корней и приказа, который не выполнят, никогда не отдаст. Многие за это были. Ты эту мудрость тоже на ус мотай, господин десятник.

– Угу, мотаю.

– Вот и мотай, мотайло, – отставной полусотник погладил бороду. – Корней в Ратном начал, а Анька тут закончила!

– Чего закончила-то? – притворно удивился Сучок.

– А то! – Филимон пристукнул ладонью по клюке. – Теперь баба, если она Лисовинова баба, любого десятника старше, и любой титешник Лисовинов тоже. А у кого меж ними самими старшинство, решать будет Корней и боле никто, а когда Корней помрёт – Михайла!

– О как! – мотнул головой плотницкий старшина. – И по нраву такое тебе?

– Это как сказать… – Наставник замолчал.

– Как есть скажи – сам же речь завёл!

– То-то и оно, что сам! – Филимон ёрзнул на лавке. – С одной стороны, вроде и не по нраву, а с другой – править кто-то один должен, а то всем конец. Лисовины доказали – могут.

– Филимон, ты чего вокруг да около ходишь? – Сучок посмотрел прямо в глаза отставному полусотнику и чуть не поперхнулся – нехороший ледок в тех глазах плескался.

– А того хожу, Кондрат, что теперь и добро, и худо только от Лисовинов, и ты или с ними, или как Пимка. – Старый воин смотрел в глаза мастера, не отрываясь. – Ты думаешь, чего Макар с Прокопом Перуна помянули? Чужим такого не говорят – тебя и твоих Корней и Михайла своими признали, а мы с ними до конца!