– Стало быть, и нам тоже до конца, а иначе под травку?
– Верно мыслишь, – кивнул наставник. – Или из Погорынья вон.
– Зря стращал, Филимон, – Сучок помолчал. – Нас с Михайлой Бог одной верёвочкой повязал – куда он, туда и мы.
– Ладно, коли так, – старый воин ощутимо расслабился, – не сомневался я в тебе! А идти, чую, придётся – князья так не оставят и за грамоту ту воеводскую много чего с Корнея потребуют, ой много… А он с нас! И с твоих тоже! Розмыслами он вас не от широкой души нарек. Сколько жили – и без розмыслов справлялись, даже у князя туровского их при войске нет. Потому как нужды большой не было. А теперь понадобились. Значит, большую войну воевода ждет. Кто мечтал дома сидеть при хозяйстве – могут те мечты в отхожее место засунуть. Это-то все поняли.
Филимон замолчал, а Сучок ушёл в себя.
«Вот те на – опять судьба решилась! И сам решил, и за меня решили… Теперь не соскочишь… А ты собирался, Кондрат? Давно ведь почуял, что судьба твоя при Лисе! Только крутенько, ети его долотом, крутенько! Всё не привыкну никак, а надо! И быстро! Я ж за своих и за Алёну в ответе, а тут всё больше головой спрашивают! Ох, мать! А ведь только сейчас вспомнил – приговор-то тот от волхвы, выходит, все?.. Против боярина она точно не пойдет, да и я теперь не закуп – десятник розмыслов. Кровью смыл, получается. И не только своей. Но вот тебе крест, не думал… Об этом – не думал, когда на смерть шел. Про Алёну думал, про Серафима, про Лиса, про артельных своих, а про это – словно память отшибло. Или заклятие спало?..»
«Вот те на – опять судьба решилась! И сам решил, и за меня решили… Теперь не соскочишь… А ты собирался, Кондрат? Давно ведь почуял, что судьба твоя при Лисе! Только крутенько, ети его долотом, крутенько! Всё не привыкну никак, а надо! И быстро! Я ж за своих и за Алёну в ответе, а тут всё больше головой спрашивают! Ох, мать! А ведь только сейчас вспомнил – приговор-то тот от волхвы, выходит, все?.. Против боярина она точно не пойдет, да и я теперь не закуп – десятник розмыслов. Кровью смыл, получается. И не только своей. Но вот тебе крест, не думал… Об этом – не думал, когда на смерть шел. Про Алёну думал, про Серафима, про Лиса, про артельных своих, а про это – словно память отшибло. Или заклятие спало?..»
Плотницкий старшина встряхнулся. За столом пели уже не плясовую – Бурей, разевая пасть во всю ширь и размахивая в воздухе руками, ревел:
Остальные, в меру сил и музыкальных способностей, ему подпевали. Получалось, мягко говоря, не очень – Бурей на Бояна-песнопевца тянул не слишком. Вдруг рёв смолк. Нил, Макар и Прокоп, знавшие слова, успели поведать о том, что «рассердился князь стольно-киевский», и тоже умолкли, уставившись на Бурея. А тот, блаженно улыбаясь, поднёс кулак к уху и слушал, прикрыв глаза от удовольствия.