Люди оторопело начали отодвигаться от юродивого. Стали испуганно оборачиваться по сторонам. Накладывать истинные кресты. Шептать молитвы. Якобс Элисон не удержавшись, тоже «втихушку» перекрестился.
Гришка медленно, «как в замедленном кино», поднял руки, прищурился и резко дернул себя за волосы. После чего ожил, и снова дергаясь из стороны в сторону, продолжил рассказ. — Душегубы тенями окружили нас. Нам бы бежать, спасать свои души… Ан нет! Колдовство поганое опутало, обездвижило всех. Ни дыхнуть, не моргнуть не могем. Понял я — дело гиблое. Дело гиблое — дело страшное! Ну, думаю, смертушка моя пришла. Начал шептать молитву. Сотворил знамение крестное. И тут осенила меня благодать! Поднял я платок случайно со снега «ранжевый».
— Вот, этот! — Гришка осторожно достал из-за пазухи грязный оранжевый платок и показал его всем присутствующим.
— Тут закричали демоны проклятые страшными голосами, заныли и заухали твари бесовские. Стало их ломать и плющить. Свет от них пошел яркий — яркий, аж глазам больно до слез! И тут же ироды растворились как туман в ночи. Ветер стих, волчий вой прекратился, а мы быстро миновали то место. Теперь я этот платок возле сердца ношу. В жизни с ним не расстанусь. Ни за какие деньги не продам…
— А вот, вам православные ещё один правдивый рассказ про Ваньку Разбойника и обоз из Таганово… — косоглазый вещун поднес платок к лицу и вытер слюни обильно хлеставшие во время предыдущего «правдивого рассказа».
Иноземцы не дослушав бредней юродивого вышли из харчевни и подошли к карете. Пора было отправляться в дорогу. Застоявшиеся лошади «играли» и, широко раздувая ноздри, жадно нюхали свежий морозный воздух. Недалеко от харчевни подозрительно толпились бородатые мужики в длиннополых кафтанах. Одни выпрягали, другие запрягали низкорослых лошадей, увязывали поплотней возы с различным товаром, набивали рогожные кошели сеном и поили коней из деревянных ведер. На снегу, под окнами небольшой стайкой копошились снегири.
Кровожадное русское солнце лежало в сугробах, наполовину зарывшись в холодный снег, и нежилось в этом снегу, как в пуху. Его косые лучи, словно из чистого золота сверкали от инея осевшего на ветвях деревьев, разлетались в мелкие брызги, искристой пылью оседали на снег.
— Этс импосибл, тчет!!! — Якобс Элисон до сих пор не мог успокоиться от переживаний вызванных необычной историей. Он затравленно оглянулся и взволновано махнул рукой, отпугивая птиц.
— Сорри, Мэтс! — запуганный шотландец обратился к попутчику. Что, Вы думаете про эти бредовые крестьянские россказни? Это может быть правдой? — По его спине бежал неприятный холодок предчувствия чего-то нехорошего. Он поёжился сел в повозку и начал кутать ноги в теплое одеяло.