Светлый фон

 

Пашка достал из мешка краюху хлеба. Стал потихоньку отламывать небольшие кусочки и бросать в воду, чуть приговаривая… — Ловись рыбка большая, очень большая и огромная.

Ветки кустарника чуть-чуть задвигались. Из-за листвы проявились лица нескольких чумазых ребятишек.

— Дядечка, угости хлебушком, — пискляво запросил самый старший.

— На, бери.

Из кустов, на приманку, показался маленький отощавший пацанёнок пяти — шести лет. За ним, держась друг за дружку, словно прицепные к локомотиву вагончики, вышли две девочки погодки в возрасте трех лет. Одет мальчонка был в перештопанную заплатами одежку, разбитые лапти. Девчушки были босы, в одних дырявых холщовых рубашках, до пупка. Чада молча уставились голодными глазами на протянутый кусок хлеба.

Пехота разломил ломать на три равные части, протянул карапузам.

 

— Рыбачишь? — с деловым видом произнёс сопливый «мужичок», через несколько минут после смачного чавканья и швырканья розовым облупившимся от солнца носом. И тут же переспросил, указывая на лежащих в стороне связанных мужиков. — А те, кто? Беглые али тати — лиходеи?

— Наживка, — на полном серьезе ответил рыбак. — Здесь говорят, только на них и клюёт.

Один из пленников громко застонал, испуганно заелозил, захрустел зубами.

— Брешут, — со знанием дела ответил «бывалый» знаток — рыбалов — профессионал. — Я бы ловил на червяков. И-и-и вон там, за камушками. Там рыба есть, точно. Мы с тятькой часто ловили, там.

 

— А вы, красавицы, — Пехота, махнул рукой на девонек «одетых в мини-бикини по пояс». — Откуда будете?

— Из Слабодкино, тутошние. От Тулы недалече, — за всех ответил мальчуган. — Я, Артамошка, старшой. А эт, сеструхи мои — малолетние Катька да Манька.

— А где же, люди добрые, ваши родители? Отчего спозаранку не сидится дома, с родней?

 

— Ма-ма…., - одна из девочек, при упоминание любимого, самого дорого на свете человека, надула щеки, часто зашмыгала носом, стала утирать накатившиеся слезы грязным кулачком.

— Замолчи, постылая… Без тебя, тошно! — Артамон ткнул её в бок. — Нет ужо у нас дома, да и родителей, нет. Тятьку помещик запорол до смерти. А мамка, с горя, топиться пошла. Велела нам идти до хороших людей. Люди грит нынча добрые, помогут. Выживем как-нибудь.

— И давно… она? — Пехота прищурив глаза, задал вопрос. — Того… Топиться пошла?