— А не ты ли, смрадный пёс, всего восемь часов назад, похвалялся, что покосишь проклятых как траву? Что уже через два часа их головы будут висеть на копьях моих джигитов! И что случилось? Почему они живы? Я тебя спрашиваю? Где мой ясырь, где мои подарки?

— О, милостивый коджа! Твои нукеры были храбры и убили много неверных. Весь курган, за которым спрятались проклятые урус-шайтаны, «до небес» завален трупами. Смрад от поганых тел идет на многие вёрсты. Воронье тучами слетается терзать их бранные тела. Мы почти победили, но эти исчадия ада, как кроты обезумев от страха, закапались в землю и оттуда дьявольски часто и точно начали стрелять из неизвестного оружия. На расстоянии чуть дальше полета стрелы они убивают всех, кто движется в их направлении. Я сожалею… Нам временно пришлось отступить, чтобы перегруппироваться и послать за твоей милостью и подмогой.

— У-у-у, грязная черноухая собака! — высокородный вскинул голову. В его узких, как щели, заплывших глазах загорелся злобный огонек. — Презренный шакал! Ты, потерял всех моих воинов? Их, что? Перестреляли голодные, измученные бабы?

— Не думай так, о, справедливый! — холодок ужаса побежал по спине сотника. Спазмом стиснуло горло, защипало в глазах. Он понял, что доживает последние минуты. — Я потерял не ВСЕХ, твоих воинов! Как ты учил, о мудрый Огулбек, да прославиться твое имя во веке веков, я проявил военную хитрость. После нескольких успешных атак, в которых твои воины сражались как львы, и убивали проклятых урусов десятками, я определил расстояние, с которого можно безопасно наблюдать за ними. А затем, окружил место, с которого они уже не смогут выбраться. Сейчас они как загнанные, шелудивые псы: Побитые, измученные, истекают кровью, им просто некуда деваться. Через три дня, без еды, дети оспы начнут выть как голодные шакалы, через неделю — две, без воды они ослабнут, и выползут из своего укрепления. И тут, ослабевших, измученных мы раздавим голыми руками.

— О, Аллах! Терпеть насмешки ещё две недели? — мурза заметался по шатру, расшвыривая ногами валявшиеся на ковре золотисто-желтые подушки и пинками раздавая «гостинцы» охранникам. Он недовольно сорвал с козьего рога изогнутую саблю, подбежал к склонившему сотнику и, резко замахнувшись с плеча, снес ему голову. Презренно оттолкнул ногой задёргавшееся безголовое тело. Голова сотника качаном покатилась к ногам оробевших охранников…

— Саип! — Огулбек нервно засмеялся. Затем оборвал смех и хлопнул в ладоши. — Поднимай нукеров. Я лично поведу воинов и раздавлю этих гяуров как поганых блох.