— Все картечницы на левый борт! Шевелись, телячья немочь! — начал сыпать новой порцией приказов атаман. — Суши весла! Левый борт, табань! Правый борт, греби!

Галера стремительно теряла скорость, но столь же быстро разворачивалась буквально на пятачке.

— Тоха, бей по левой галере так скоро, как сможешь! — скомандовал Демин, указывая на противника рукой.

— Понял, атаман! Братцы, наводись на ту галеру! — быстро перемещаясь по центральному проходу, отозвался казак, командовавший расчетами картечниц.

— Ерема, штуцерникам — огонь по канонирам правой галеры! Хватит с них, постреляли.

— Делаем, атаман! Браты, гаси пушкарей на той лоханке!

Но прежде чем штуцерники перенесли огонь на указанную цель, выстрелили картечницы. Да так споро, что ветер уже не успевал полностью сносить дым. Расстояние и без того было незначительным, а с момента начала разворота и вовсе успело сократиться до пистолетного выстрела. Картечь влетала плотным роем, буквально выкашивая команду шведской галеры. Два залпа из шестнадцати картечниц едва не опустошили вражескую палубу.

Штуцерники сумели почти подчистую выбить прислугу пушек на другом корабле. А вот солдаты у фальконетов как-то выпали из их поля зрения. Абордажники дали залп из своих гладких ружей, но тот все же оказался не настолько эффективным. Да и не было приказа бить именно по обслуге, а потому палили в плотную солдатскую массу, чтобы наверняка хоть до кого-нибудь дотянуться. Картечь из четырех фальконетов с воем прошлась по палубе «Ласточки».

Одна из пуль пролетела рядом с Игнатом, заставив вздрогнуть. Рука непроизвольно дернулась к уху, словно прикрывая от напастей. Или все же убедиться, что оно таки на месте. Когда Демин взглянул на свою ладонь, то обнаружил, что она в крови. Отчего-то отстраненно подумалось о корноухости. Вот только горевать по этому поводу некогда.

— Правый борт, втянуть весла! Левый борт, табань. Приготовиться к абордажу!

Голос атамана едва пробивается сквозь рявканье картечниц, треск винтовок и мушкетов. Но его все же расслышали. Сотни глоток взревели нечто нечленораздельное. Оно, конечно, может, и очень даже понятное, но, когда кричит каждый о своем, получается непередаваемый гвалт. Очень громкий и пугающий.

А потом раздался оглушительный грохот, разнесшийся по узкому проливу, отразившийся от скал и вернувшийся обратно, ударив по ушам дважды. Демин бросил взгляд в сторону третьей галеры и удовлетворенно хмыкнул. Возможно, и управился бы швед с пожаром. Да только греческий огонь добрался до крюйт-камеры. Вздыбившийся фонтан воды, обломки дерева, человеческие тела и огромное облако молочно-белого дыма.