— Это, который в Москве? — периодически каудильо удивительно наивен.
— Это, которые везде, — отчеканила филологиня, — Были! До войны… После 1945 года, на их месте — везде стали "Дома офицеров". Почувствуйте разницу.
— Так офицеры после войны и появились…
— Офицеры появились в 43-м году, — в голосе Ленки звякнул металл. "Дома офицеров" — только после массовой демобилизации… Причем, вплоть до самого конца 60-х годов — они считались общедоступными для всех категорий военнослужащих. А до уничтожения института "сверхсрочников" — реально и были. У Войновича, в том стихотворении — как раз зафиксирован переходный этап. "Боевого братства" — больше нет, но говорить об этом вслух — в СССР всё ещё считается неприличным. Рушится иллюзия "равноправия". Но ещё живы те, кто видел, как "золотопогонников" штыками топят в сортирах.
— Простите, какое равноправие может быть между рядовыми и командным составом? — у завхоза тоже "порвало шаблон"… забавно…
— Самое обыкновенное. Право на культурное проведение досуга. Право на всестороннее развитие личности. Право почитать умную книжку, послушать хорошую музыку… со знакомой девушкой потанцевать. Даже для конца XIX века — согласна, дикость. Для 20-х годов — совершенно нормально.
— Эх, не служили вы девушка в нашей армии… — обиделся всезнающий Лев Абрамович.
— Зато, книжки читала! Это безобразие — задолго до войны началось, между прочим… Сейчас вспомню! У одного мемуариста, из "бывших", в воспоминаниях о Черноморском флоте 20-х годов, явление описано где-то примерно так:
Ленка зажмурила глаза, реконструируя цитату…
— "… эта категория унтер-офицеров и "офицеров военного времени", 1890–1900 годов рождения, выходцев из среды среднего крестьянства, с "начальным" или, изредка, "неполным средним" образованием, в 20-30-е годы — составила основную часть командного состава Красной Армии, а к 1940 году — и основную массу генералов. Чисто мужицкая цепкость и неуёмное стремление пробиться наверх, хоть бы и по чужим головам, а тем более, не считаясь с числом чужих отдавленных ног — сочетались у "красных командиров" с присущим русскому зажиточному крестьянству подобострастием к начальству и глубоким презрением к нижестоящим. Всё это, вкупе с низким уровнем общего и военного образования и фельдфебельско-унтерским "типом личности", делало их малоспособными к самостоятельному повышению собственного культурного и военно-профессионального уровня. Их основные интересы — лежали далеко за пределами воинской службы, сводясь к "самоутверждению", посредством усиления внешних признаков власти… В фондах Музея героической обороны и освобождения Севастополя — хранится машинописный текст воспоминаний Цальковича, который в 1925–1932 годах был начальником управления берегового строительства Черноморского флота. Между прочим, тот отмечал, что к середине 20-х годов командный состав ЧФ поделился на две равные части. Одна состояла из бывших кадровых офицеров царского флота, другая — из бывших кондукторов, флотских фельдфебелей, унтер-офицеров и боцманов. Обе эти части беспощадно враждовали друг с другом и единственное, что их объединяло — стремление выжить матросню из Севастопольского дома военморов им. П. П. Шмидта (до того — бывшее Офицерское собрание)".