"Да как ты смеешь?!"

"Смею братик, ещё как смею. Если ты не забыл, я тоже прошёл через нечто подобное. В своё время, вам всем, про это, поведала наша фрау Марта Крайсберг. Я, прекрасно помню, насколько для меня были оскорбительны сочувственные взгляды окружающих меня людей. Все они считали, что меня навек "приковало" к постели. А главное, они не верили в возможность моего исцеления. Пусть они говорили обратное, но их взгляды были красноречивее всех произносимых ими слов. А я, как видишь, назло им хожу и делаю это весьма бодро. И ещё, не смотря ни на что, я по-прежнему живу полноценной жизнью".

"Как ты смеешь сравнивать твою хворь и моё увечье?!" — с надрывом в голосе выкрикнул Виктор.

"А я и не сравниваю. Просто желаю тебе напомнить, что господь даёт человеку только те испытания, которые тот способен преодолеть. И если он тебе оставил жизнь, то это значит одно, тебе оказана великая милость. И ты просто обязан приложить немалые усилия, чтоб стать ещё сильнее и добиться в жизни многого. Есть ещё один вариант событий, ты сдаёшься, продолжаешь ныть и медленно спиваешься, причиняя этим боль всем любящим тебя людям. В итоге, подохнешь от гиподинамии и цирроза печени, сидя, и скуля в этом кресле, как тварь дрожащая. Так что Витя, выбор за тобою".

Впрочем, глядя в замутнённые алкоголем глаза брата, Сашка понимал, что все его попытки "достучаться до его сознания", тщетны. Это всё равно, что подойти к глухой стене дома и надрывая голосовые связки заорать: "Сим-сим откройся!" — Может быть в известной сказке это заклинание и срабатывало, но, в настоящей жизни такого не бывает. Человек может выкрикивать эти слова сколь угодно долго, только не отворится волшебный проход в пещеру с несметными сокровищами. Не поможет в этом деле даже наличие у наивного крикуна эльфийских ушек. Поэтому Саша смолк, и в комнате повисла давящая тишина. Правда, ненадолго.

Безмолвие нарушил Виктор. Он, побагровев от злости, "прошипел" как змей, прям сквозь стиснутые зубы: "Ненавижу вас всех. Все вы лицемеры…". — Договорить, насколько эта ненависть сильна и сколь все окружающие его лицемеры ничтожны, инвалид войны не успел. Дверь распахнулась и в комнату, без стука, как ураган, вбежала графиня. Она, позабыв о манерах, и нормах приличия, метнулась к Виктору и, не смотря на присутствие холопа, должного возить покалеченного барина по дому, с ходу упала на колени, обняв одноногого сына. Её лицо искажала гримаса боли, а глаза были полны слёз. В этот момент, она была простой женщиной, не находящей себе места матерью, страдающей от того, что ничем не может помочь своему несчастному ребёнку. Александру, на несколько секунд даже стало обидно от того, что тогда, после пытки электричеством, когда ему было очень плохо, над ним так не "дрожали". Хотя, нет. Юноша понимал, что этой, проявленной к нему несправедливости он виновен сам, и больше никто другой. Ведь по одному ему известной причине, Саша не пожелал оповещать родню о случившемся с ним "недуге". Вот как-то так. А позднее, когда мать, узнала об этом несчастье из "вторых рук", и приехала к нему, самое страшное было уже "пройдено". Но, даже тогда было видно, каких титанических усилий стоило этой женщине её внешнее спокойствие. Заодно она позабыла, что и её младший сын побывал на этой войне, и тоже имел ранение, правда не оставившее таких тяжких увечий. Да и вообще, стоит ли ревновать Виктора к женщине, которая была матерью лишь его предшественнику. Оказывается, стоит. По крайней мере, благодаря этой семье, уроженец другого мира не чувствовал себя всеми забытым изгоем. Но хватит отвлекаться, необходимо вернуться к конфликту между двумя братьями, который грозил разгореться в любую секунду.