Я аж волосами на голове почувствовал, что за мной кто-то стоял. Оказалось, это сам Лаврентий Павлович так тихо вошел в палату и замер у меня за спиной. «Значит, он решил лично поприсутствовать».

– Садитесь, товарищ лейтенант, и продолжайте работу, – в полной тишине прозвучал его голос с характерными снисходительно-покровительственными нотками. – Я думаю, что товарищ Карабанов будет не против моего присутствия.

Ну и что мне можно было ответить? Лишь одно! Я утвердительно кивнул.

Следующие сорок-пятьдесят минут меня мурыжили десятками однотипных вопросов, которые крутились лишь вокруг темы предательства. От одних вопросов, сформулированных дико коряво и неграмотно, мне хотелось ржать во весь голос, от других, наоборот, меня пробивал холодный пот.

Спрашивали, поддерживаю ли я дело Ленина и Сталина, придерживаюсь ли я основ марксизма-ленинизма, стою ли я на позициях материализма, согласен ли я с проводимой большевистской партией политикой. Всякий раз я кивал головой, как китайский болван, сопровождая свои движения негромким, выдавливаемым из себя «да».

«Черти, неужели меня из-за этого дерьма сюда притащили? Они там что, совсем охренели? Какой, к лешему, марксизм-ленинизм? Материализм? Не может быть, что все дело лишь в этом». Чутье все же меня не подвело… Куча этой словесной шелухи была лишь для затравки, за которой должно было последовать что-то гораздо серьезнее и убойнее…. И оно последовало!

– Я умру своей смертью? – раздался вдруг вопрос из-за моей спины, где все это время вышагивал, как запущенный метроном, нарком. – Вы можете ответить на этот вопрос?

«А… Вот ради чего было все это затеяно! А я-то, гоблин, себе надумал тут всякого про предательство, недоверие». Оказалось, все гораздо прозаичнее. Всесильный народный комиссар внутренних дел Советского Союза оказался тоже человеком, который, как все, боится неизвестного будущего. Берия, пользуясь своей властью, решил задать и свой главный вопрос: а чем завершится его жизнь.

– Что, товарищ Карабанов, вы можете рассказать о моем будущем? – Берия присел сбоку от меня и начал медленно протирать стекла своего пенсне. Или вы не хотите рассказывать?

Вот тут-то я задумался, что мне говорить – правду, полуправду или неправду?! При всех случаях были и плюсы, и минусы. Оставалось лишь выбрать. «Не-ет, врать не буду. Этот старый лис сразу же почует неправду. Да и зачем это мне? Придется ему все выложить… И про его арест, и про дальнейший суд, и про темный и сырой подвал, где закончилась жизнь могущественного наркома».

Тут я бросил на него взгляд и с удовлетворением заметил, что он сильно волнуется. В его глазах сквозило такое явное желание знать свою судьбу, что я решился.