Почти — потому что там тоже горели костры, стояли вооружённые люди, правда, явно никуда не торопившиеся.
Две Мишени, помрачнев, махнул рукой — назад, мол.
Федор его понимал. Было отчего расстроиться — николаевские юнкера ушли, заводы охраняются рабочими отрядами, и, хотя в центре постреливают, совершенно непонятно, куда двигаться и где искать бесследно сгинувшие в каменном лабиринте Петербурга две старших роты александровцев.
— Нужен пленный, господа кадеты.
Они возвращались тем же путём.
Вышли на Обводный — однако у «Треугольника» дружинники явно всполошились. Махали руками, показывали пальцами — невесть как, но явно заметили кадет, деловито тащивших всяческое добро из Измаловских магазинов.
Затарахтел мотор, один из грузовиков окутался сизым дымом. В кузов быстро набились вооружённые люди, стояли на подножках, висели по бокам. Рядом с шофером устроился пулемётчик, и не с тяжёлым «максимом», но с лёгким «льюисом», выставив далеко вперёд толстое дуло в кожухе.
— Быстрее!
Побежали, по-прежнему прижимаясь к стенам. Грузовик позади них набирал скорость.
Правда, мотор у него хрипел и захлёбывался, катил он медленно, и у него никак не получалось догнать кадет-александровцев.
Однако к трамвайному кольцу перед вокзалом они добежали, изрядно запыхавшись. В сквере уже успел расположиться целый взвод, третья рота деловито оборудовала передовые позиции.
Федор, задыхаясь, почти упал на пожухлые листья. Рядом застыли кадеты третьей роты, их начальник Чернявин скрючился за пулемётом.
— Пусть проедут, — одними губами сказал Две Мишени. — Может, пронесёт…
Не пронесло.
Грузовик завернул вдоль трамвайных рельсов, направляясь к вокзалу. Люди полезли из кузова, замялись перед тёмными провалами выбитых окон.
— Тихо вроде всё… — донеслось до Федора
— Да нет здесь никого!
— Почудилось Емельянке невесть что!
— Да видел я, сам видел, мешки тащили через мост!
Всего дружинников тут было, наверное, десятка полтора. Наставив винтовки, они топтались перед зданием — черные зияющие дыры оконных проёмов, тишина, ни звука, ни огонька…