Стало легче. Как и всегда, когда есть кто-то, на кого можно переложить тяжесть решения, пусть и частично.

Тяжело дыша и окутываясь паром, состав уже останавливался возле ярко освещённого вокзала. Множеством огней сверкал Царский павильон; светились недавно установленные фонари подле монорельсовой дороги, поблескивали только что отремонтированные штанги и дуги.

Нарядно, празднично. В конце концов, всё ещё длились весёлые Святки; но на платформах появились обложенные мешками с песком бункеры; но от края до края шагают теперь до зубов вооружённые патрули, дюжие жандармы и гвардейская пехота вперемешку.

И куда меньше нарядной публики, что обычно фланировала от буфета к ресторану и обратно. И не играл военный оркестр, как обычно случалось каждый вечер, даже в холодное время — в то время как слушатели, по заведённому, посылали за закуской, горячим сбитнем и наливочкой для музыкантов.

Они вышли, торопясь спуститься к неширокой площади и подзывая извозчика.

Приключение заканчивалось, и требовалось придумать теперь историю для мамы с папой.

— А чего тут придумывать? — пожала плечами Вера. — Возвращались на одном поезде, встретились на платформе. Дальше поехали вместе.

Федя кивнул. Ехать от Балтийского вокзала до их угла совсем недолго, к тому же во многом мимо дворцовых парков; но даже за столь краткую поездку он успел заметить — ворота на Царский каток хоть и открыты, и музыка доносится со льда, но у входа стоят не бородачи из дворцовых гренадер, но, опять же, гвардейская пехота и казаки, возведены брустверы и матово блестят пулемётные стволы.

Гатчино готовилось к отпору, буде придётся повторить.

* * *

Нет нужды описывать встречу дома, упрёки мамы, что, дескать, «слишком уж всё это затянулось, папа уже собирался телефонировать опекуну господина Ниткина!», ворчанье нянюшки «и где ж это ты, барышня моя, так пальтецо перепачкать-то изволили?», охи и ахи Нади «я так волновалась! Так волновалась!» — в конце концов, Святки на то и Святки.

Но, слава Богу, всё обошлось. И в тиши своей спальни кадет Солонов молился перед сном очень, очень усердно, с рвением, какого раньше в себе, право же, не знал.

Однако он не забыл написать короткую записку «господину титулярному советнику Илье Андреевичу Положинцеву», запечатать, наклеить марку и положить в пачку писем, что с утра отправятся на почту. Разумеется, никаких подробностей там не было:

«Милостивый государь, Илья Андреевич! Сердечно благодарю за книгу. Хотел бы, если позволит время Ваше, Вас посетить, высказав свою признательность» — Федя очень гордился составленным. Ирина Ивановна наверняка бы его похвалила, это точно.