— Блюмкин? — удивился Шляпников, вглядевшись в арестованного. Товарищ Яков, что случилось?
Блюмкин с трудом поднял голову; он почти висел на руках у кадет.
— Это… пре… — выдавил он было, но больше уже никаких слов сказать не смог.
Александровцы дружно вскинули оружие. Самый прыткий из матросов мигом получил прикладом в затылок; Федор, Севка, Лев, Варлам и Пашка Бушен дружно бросились в двери.
Комиссар Блюмкин валялся на брусчатке бесформенной грудой тряпья.
— Изме… — комиссар Шляпников захлебнулся, потому что ему под горло упёрся ствол маузера в руке Двух Мишеней.
— Веди, — тихо и страшно сказал полковник. — Ты знаешь,
Остальные кадеты первой роты уже ворвались внутрь, зазвенело разбитое стекло; другие деловито разоружали матросов, настолько ошарашенных, что даже не пытались сопротивляться. Спутники комиссара Шляпникова тоже успели лишиться и автоматов, и маузеров.
— Веди, — повторил Две Мишени. — Считаю до трёх. Иначе — сдохнешь, как пёс бешеный.
Лицо Шляпникова исказилось, зубы оскалились.
— Ничего не скажу! — хрипло выплюнул он. — Стреляй, сука!.. Стреляй, твою мать!..
Вместо ответа полковник только ткнул Шляпникову куда-то в горло стволом, и мигом добавил — ребром свободной ладони. Комиссар вхрапнул и стал валиться.
— Пулю ещё на тебя тратить, — хладнокровно сказал Аристов.
И — размахнулся финским ножом, появившимся словно бы ниоткуда.
Загнали разоруженную охрану внутрь. Сапоги кадет затопали по кафельным полам; захлопали распахиваемые, а кое-где и выбиваемые двери; миновали первый двор, административный, ворвались во флигель, отделявший уже саму тюрьму.
Во главе александровских кадет бежал Две Мишени. Рядом, поневоле скрючившись — двое из свитских Шляпникова. Сам комиссар остался на желтоватой плитке сразу за входом, через него перепрыгивали, словно и не тело человеческое, только что живое и жившее, лежало тут, а древесная колода.
Федор бежал с остальными; тюрьма встретила их гулкой пустотой, всюду следы разгрома — всё, что возможно, перебито и переломано, церковь выгорела; но вот и последний поворот и открываются высокие узкие щели — с одной стороны стена с окнами, с другой — железные галереи, узкие лестницы и двери камер.
Никого. Всё распахнуто, раскрыто, видны узкие каморки заключенных — шесть шагов в длину, четыре в ширину.
Загрохотали по железным ступеням, взбегая вверх. Конторки надзирателей разбиты, и вообще, с точки зрения содержания опасных государственных преступников место это совершенно было уже непригодно.