— Можете сказать, зачем они вам нужны? — спросил президент. — В такое время возиться с черными!

— То, что мы берем под свою руку их земли, еще не означает, что мы не признаем прав населяющих их народов, — сказал Алексей, глядя президенту в глаза. — После всего останется не так уж много людей. Всю человеческую историю разные народы дрались за право распоряжаться этой планетой. Так получилось, что вскоре без всяких драк это право окажется у нас. И я не хочу быть тем, кто начнет решать, кто лучше, а кто хуже, кому жить, а кто этого недостоин. Помочь, направлять и контролировать, создавая единое человечество — это я понять могу, но править всеми народами для пользы своего собственного… Для этого я бы не стал тратить сто лет своей жизни.

— Он выбрал достойного! — сказал президент. — Я со всем согласен. Когда мы сможем начать?

— Можете считать, что мы договорились, — сказал Алексей. — Готовьте первую партию примерно в двадцать тысяч человек. Хорошо, если среди них будут агрономы. Обязательно пошлите несколько сотен солдат. Пусть будут вооружены, но оружие используют только в самом крайнем случае. Нам нужно несколько дней, чтобы забросить туда для вас все необходимое на первое время. Потом мы с вами созвонимся. Завтра утром в Лиссабон вылетит «Ковчег» за группой ваших специалистов. Подберите сотню толковых администраторов, и мы им покажем, как налажено дело в Замбии.

— Вы только к нам обратились? — спросил президент.

— Мы к вам первому обратились, — ответил Алексей. — Попробуем такой же вариант с Бельгией. В Конго французский язык, им подойдет. И, по–моему, они, как и вы, еще держатся.

— Что это ты сегодня такой веселый? — спросила вечером Лида. — Сделал доброе дело?

— Ты даже не представляешь, как угадала! — засмеялся муж. — Отдал в аренду европейцам пару не принадлежащих нам африканских стран. И африканцам хорошо, и европейцам здорово. А мы их таким образом закрепили за собой де–факто и получим назад через тридцать лет уже обустроенными. Да и португальцы с бельгийцами теперь никуда от нас не денутся. Менталитет такой у европейцев — смотреть в рот самому сильному, а нам они еще теперь обязаны жизнью.

— Специально подобрал самых слабых? — спросила Лида. — Немцам, наверное, земли не предложил?

— Правильно понимаешь, — кивнул Алексей. — Так усиливать немцев мы не будем.

— Леш, — Лида подошла к мужу, села рядом и обняла. — Ты в последнее время ничего не почувствовал?

— А что я должен был почувствовать? — спросил он, удивленный и этим вопросом, и ее нежностью.

— Не знаю, как тебе объяснить, но сегодня днем я почему‑то твердо уверилась в том, что наконец смогу стать матерью. Это точно была не моя мысль, я сама уже, наверное, этого и не хочу. Я ведь, в сущности, старуха. Странно, что он тебе ничего не сообщил.