– Вот пусть и дальше так же считает, – подхватил я. – Значит, будет думать, что Годунов для него не опасен.

Дьяк задумчиво провел пальцем по тонкой резьбе кубка, неспешно следуя по причудливым изгибам кружевного орнамента из цветов, листьев и ягод, после чего протянул как бы между прочим:

– Не опасен, сказываешь…

И вновь его палец пошел скользить по серебряным листочкам и рубиновым ягодкам, пока не добрался до изумрудной. Щелкнув по ней пальцем, он заметил:

– Не созрела. Вот так и люди. Подчас торопятся излиха, спешат не пойми куда. Нет чтоб в полный разум войти, так им все враз подавай. Их счастье, коль поблизости советчик разумный имеется. Он и надоумит, и остережет, а коль надо, то и за руку придержит, потому как шибкая прыть не всегда на пользу…

– Это верно, – кивнул я и в свою очередь щелкнул на своем кубке по рубиновой ягодке. – Думается, и Федору Борисовичу еще долго дозревать. В полный разум войти, тут не месяцы – годы нужны, а спешка хороша только при ловле блох, да когда съеденное в животе удержаться не хочет, наружу лезет.

Дьяк облегченно засмеялся. И сравнение понравилось, и все выяснил, причем услышал именно то, что ему хотелось услышать, а не то, чего, как я понял, он слегка опасался.

Скорее всего, были у Власьева кое-какие сомнения относительно дальнейшего поведения Годунова, которое впрямую связано с тем, что я посоветую Федору.

Пришлось для надежности, чтоб и тени их не осталось, напомнить о тех возможностях, которые у нас с царевичем имелись, когда мы с ним командовали в столице.

– И поверь, что колебаний не было, – твердо сказал я, расставляя все точки над «i». – Коли народ горой за государя Дмитрия Иоанновича, как законного сына и наследника царя Иоанна Васильевича, затевать смуту даже не глупость, но смертный грех. Залить кровью всю Русь просто, а вот отмолить это – нечего и думать.

– Вот, – сразу закивал дьяк и от избытка нахлынувших чувств даже осушил свой кубок до дна. – Признаться, боялся иное от тебя услыхать, – честно повинился он. – А за таковские словеса, коль ты и взаправду так мыслишь, благодать тебе, княже. – После чего он – я глазам не поверил – встал и отвесил мне низкий земной поклон, коснувшись пола рукой, а выпрямившись, пояснил: – То я не от себя – от всего православного люда, ибо ныне зрю, что есть у тебя бог в душе.

Что ж, коли так, пора переходить к следующей фазе вербовки, поскольку Власьев для того и был приглашен мною, и я неторопливо заметил, что в отличие от меня, кажется, у некоторых советников Дмитрия бог присутствует только в виде креста на груди, не больше. Честно признаться, устал я от их нашептываний. Государь-то доверчив, а они этим пользуются, мне же потом от их козней отбрыкиваться.