Когда Дмитрий вошел, я уже был готов и сразу приступил…

Для начала я заметил, что на все его царская воля и любое его поручение – великая честь для меня. Что уж там говорить про роль богатыря, который вдобавок, горделиво возвышаясь над государем, щедро обсыпает его златом. Такое мне и самому по душе…

Словом, расписал в стихах и красках свою будущую обязанность так ярко, что… Дмитрию это явно не понравилось.

Еще бы! Кому придется по душе, как кто-то здоровенный, сильный и вдобавок достаточно симпатичный – во всяком случае, лицо чистое, и бородавки на нем, да еще такие здоровенные, где ни попадя не растут – нахально расписывает, как он станет, образно говоря, перетягивать одеяло на себя, напрочь затмевая царскую особу.

А в конце своего рассказа я невинно добавил, что немного боюсь лишь одного – снова разболятся руки, и не получится ли конфуз, если я…

Мой намек изрядно помрачневший к тому времени Дмитрий понял влет, тут же просияв, и охотно поддержал меня. Дескать, руки и впрямь надо бы поберечь, а уж коли они болят, то…

Тут он призадумался, явно не желая совсем отказываться от моего участия, но я сразу, пока его не осенило, причем не тем, что нужно мне, выдал, вскользь заметив, как повеселел Власьев, свой загодя продуманный вариант. Мол, есть у него должность великого мечника, которую он же сам и ввел.

Государь открыл было рот, чтоб возразить, но я, опережая его, торопливо замахал руками, заявив, что на нее тем более не гожусь, ведь на следующий день после венчания убываю в Кострому, да и ни к чему обижать юного Михаила Скопина-Шуйского. Опять же и сам меч изрядно тяжел – разве мне с ним выстоять на протяжении всей церемонии?

Но можно сделать иначе. Я возьму его у Михаила в самом конце и, припав на одно колено, торжественно протяну Дмитрию, который, как подобает непобедимому цесарю, величественно примет его у меня, поклявшись одолеть всех врагов святой Руси, ну и так далее…

Идея ему понравилась. Он сразу оживился, весь загорелся, но и тут не просто подхватил ее, а попытался внести нечто свое. Дескать, припасть надо на оба колена, ибо так получится куда красивее.

Ну да, сейчас я и разбежался. Понял я про твою красоту. Не получилось в темнице, вот ты и решил публично, при всем честном народе хоть эдак, но осадить меня, указав тем самым место.

Как собаке.

Только я в дворовых псах не ходил и не собираюсь.

Нет, на мгновение мелькнула мыслишка согласиться с его вводной – в самом-то деле, пусть хоть разок потешит свое самолюбие, а от меня не убудет. Но тут я вспомнил, сколько гадостей он настряпал мне, и остался непреклонным.