Я досадливо поморщился, прикидывая, чего от меня хочет настырная Мнишковна, а та продолжала умоляюще чирикать:

– Мам мдвощчи, мдвощи![48]

Тупо уставившись на нее, я соображал, чего она от меня хочет. Наконец дошло, что она то ли сетует на плохое самочувствие, то ли делится своими переживаниями. Нашла время и место! У меня своих выше крыши, кто б убавил!

Я кивнул:

– Сейчас придет лекарь и все сделает.

Наконец-то она спохватилась, на каком языке говорит, и перешла на русский:

– Мне нужен свежий воздух. Немедля, иначе….

– Опасно, – возразил я. – Вот подгонят….

Пояснить до конца я не успел – она закатила глаза и плюхнулась в обморок. В смысле, попыталась плюхнуться, но я успел перехватить ее в падении и взять на руки. Сделав пару шагов вперед, я крикнул боярышням, которые в точности, как и в соседнем шатре, сбились в тесную кучку у стены:

– Подушки!

Окрик не помог и я рявкнул громче, досадуя на бездарную потерю времени. Секунды настоящего неумолимо капают одна за другой, растворяясь в прошлом, а я все торчу тут, тогда как мне надлежит быть…. Как назло ни одна не шелохнулась. Скорее наоборот, они плотнее сбились в кучу, испуганно глядя на меня и тихонько подвывая.

– Подушки где? – как можно мягче спросил я.

Наконец до одной дошло. Она поднялась и испуганно поглядывая на меня, поплелась куда-то в сторону противоположной от нее стены шатра, пошатываясь на ходу. Пьяная что ли? Подушки она, правда, взяла, но дойти с ними до меня у нее не получилось. Сделав всего шаг, она охнула и… брякнулась прямо на них.

Ну елки-палки! И что мне, до морковкиного заговенья Мнишковну на руках держать. Нет, мне не тяжело, воробей – он и есть воробей, но…. Я уже решил было положить ее на ковер – вроде ничего, относительно чистый, но полог открылся и вовнутрь заглянул Дубец.

– Княже, колымаги подогнали, мы все три между шатрами поставили, – выпалил он. – Тока лекарь выходить не хочет. Залез под сиденье и ни в какую.

И здесь не слава богу!

– Выковырять! – зло рявкнул я.

– Так он мало того, что отбрыкивается, но еще и вопит, будто ты сам ему там лежать повелел.

А ведь действительно. Перед самым отъездом из Скородома я улучил минутку и, заглянув в карету, где сидел Арнольд Листелл, сказал ему сидеть тихо, чтобы ни творилось вокруг, а когда начнется стрельба, то забраться под сиденье и ждать вызова, но самому не высовываться.…

– А хошь и выковыряем, проку с того? – усомнился Дубец. – Он ить сам еле живой от страха. Да и воняет от него, спасу нет.