– Отчего она умерла? – наконец решилась спросить я.
– Рак. Такая опухоль… в мозгу. Называется астробластома. – Ответил Миша по-прежнему невыразительным голосом.
– Но ведь от рака не умирают, Миша! Уже давно!
– Все-таки изредка умирают. Это коварная болезнь. Один случай на несколько тысяч, мне сказали. Варе просто очень сильно не посчастливилось. – Он с минуту промолчал. – Знаешь, мне показали ее фотографии. Она была очень забавная. Личико все в веснушках, как яичко ржанки, нос чуточку курносый, самую малость, ей это шло. И волосы в светлый каштан, пышные, при короткой стрижке такое особенно заметно.
Мы снова замолчали. Холодное солнце пронизывало чуть начавшую желтеть листву, и было приятно смотреть снизу на раскинутый над нашими головами хризолитово-янтарный шатер. Самый упорный бельчонок все скакал в некотором отдалении, призывая нас как следует пошарить в карманах.
И тут до меня, наконец, дошло нечто, не вполне в Мишином рассказе понятное.
– Но погоди… А как же ты узнал, где ее искать?
– А догадайся, – усмехнулся он. – Тут Брюс недавно упомянул вскользь, что ты детективным жанром увлеклась. Вот и воздай должное методу дедукции. У меня, во всяком случае, получилось.
Словно пытаясь повторить его путь десятидневной давности, я принялась перечитывать письмо, которое по-прежнему держала в руках.
Почти немыслимо… Ни единой зацепки. Дзёмги – город огромный, с полмиллиона жителей. За что он сумел ухватиться? Нужды нет, Мишу вело отчаянное желание прийти на помощь, которого уже не могу испытать я, зная печальный финал. Вело и сознание собственной ответственности за судьбу обратившегося к нему человека. Ну и, наконец, естественное сочувствие молодого мужчины к очень юной девушке. Ни второго, ни третьего мотива у меня также нет. А все это обостряет зрение. Но все же…
– Я худший поборник дедуктивного метода, чем ты… Дед пасечник, у которого больная внучка? Но в письме сказано, что дед живет «далеко», он не местный. Сколько же в стране пчеловодов, подумать страшно…