К: – Понимаю. Соображения секретности. Дети были русскими?
З: – Нет, конечно. Мы брали детей из родового гнезда Романовых – Готторпа. Там было проще найти… похожий типаж. В конце концов, к 1916 году остались пять девочек и два мальчика. Самой перспективной была Марта. У нее не было головных болей. Она от природы была спокойна, послушна и глупа. Поэтому ее голова не перегревалась от множественных структур. Перегрев головы – настоящая проблема. Мы стирали ей все, что копировали, пуская лучи в обратном направлении. Она была самой удобной из всех и так поразительно походила на Татьяну Николаевну. Конечно, внешне попроще, чем великая княжна. Все-таки Марта простых кровей.
К: – Так эта девушка с вами – Марта?
З: – Да. Но мы всегда звали ее Татьяной, чтобы она привыкла к будущей роли.
* * *
З: – Когда Николай Второй отрекся, проект был под угрозой закрытия, тем не менее, нам приказали следовать за ссыльным семейством. Залесский, отвечавший за внедрение тайных директив в сознание наших подделок, где-то раздобыл бронепоезд.
К: – Тайные директивы?
З: – Залесский был гипнотизер-месмерист. А также йог-теософ и шаманический факир, якобы получивший личное благословение Блаватской. Ну и шарлатан, каких мало, естественно. Однако он убедил многих в своем четвертом круге и выше, что сможет внедрить в сознание царских подменышей управляющие коды, которые сделают их послушными руководству Клуба, когда подменыши придут к власти. Залесскому дали карт-бланш. Весь проект, если хотите, держался на моей установке и его антрепренерских способностях… Мы проследовали сначала в Тобольск. Была надежда, что зять Распутина похитит царскую семью, чтобы эвакуировать в Харбин, но этот Соловьев оказался довольно бесполезным. Смысл проекта потерялся. Бывшая царская семья была уже неинтересна Клубу. Их занимали большевики – проект, который «выстрелил». У меня забрали всех детей, кроме Марты. Их куда-то увезли и, скорее всего, утилизировали. Марта осталась, как опытный экземпляр. Вслед за семьей Романовых мы переместились сначала к Омску, затем сюда – в Екатеринбург. У Залесского была целая коллекция мундиров и наград, из которых он лепил свои образы, так что для Голощекина он был революционным комиссаром, давним соратником Ленинина и Свердлова, а для членов Уралоблсовета – своим в доску уральским большевиком, потерявшим здоровье на царской каторге. Войков и Белобородов с ним чуть ли не в губы целовались при встрече. Так бронепоезд продвигался без лишних вопросов. Я уже не видел смысла в происходящем. В первых числах июля, когда ситуация накалилась – чехи рвались к Екатеринбургу, – Залесский сообщил, что пришла шифровка из Клуба. Мне следовало незамедлительно отбыть в Москву, чтобы консультировать Ленина по вопросам создания для большевиков других таких установок. Я собрался и поехал, но в дороге меня догнала телеграмма Залесского. Он сообщил, что директивы Клуба изменились. Я должен немедленно вернуться, так что я повернул назад.