– Завтра Дударик подъем чуть не затемно проиграет, имей в виду. Мы в церковь поедем, – предупредила Анна Арину, когда они, наконец, отправили девок спать и остались вдвоем. Повинуясь рожку Дударика, недавно подавшему сигнал «Отбой», все вокруг стихло, покой и тишина проникли на крепостной двор, а дневная суета, уступив им место, расползлась по самым дальним закоулкам; вечер выдался удивительно тихий и теплый. Арина только расслабленно кивнула в ответ на слова боярыни:

– Тогда я вас провожу и в посад с утра схожу наконец. Давно собиралась.

– Как это «провожу»? – вскинула брови Анна. – Разве я неясно сказала? Ты же христианка! Это у нас строго – каждое воскресенье все непременно в церковь едем, службу пропускать не годится! У нас-то здесь пока только часовня. Ты же была в нашей ратнинской церкви, кажется? Отец Михаил с тобой говорил?

– Да, когда сюда ехали, то в Ратном в церкви службу отстояли, – опять кивнула Арина, уже понимая, что от поездки отвертеться не удастся – даже и пытаться не стоит. – А к исповеди я у себя в Дубравном ходила, с месяц как, наверное. Вообще-то у нас дома своя молельня была – батюшка устроил, и книги божественные еще из матушкиного приданого. Я их после пожара там и нашла и сюда с собой привезла – они и не обгорели совсем. Батюшка сам нам из них читал – так и молились, а в храме бывали только по праздникам. А в Турове, конечно, в церковь ходила каждое воскресенье, с мужем да свекровью. Но я думала, что тут-то тоже, как дома у нас, в часовенке можно помолиться, – она постаралась сгладить свои поспешные слова.

– Напрасно думала, – Анна уже строго взглянула на Арину. – А как же исповедь, причастие? Что священные книги спасла и с собой привезла – хвалю. Но с отцом Михаилом тебе еще не раз обстоятельно поговорить придется, он все же теперь и твоим пастырем будет. Его и Михайла слушает.

– Да поговорил он со мной уже… – Арина с трудом сдержала раздражение, но согласно кивнула. – Впрочем, как скажешь – твоя воля…

– Ну уж нет! – нахмурилась Анна. – Так дело не пойдет! Ты теперь не сама по себе – тебя в род приняли, с девками занимаешься, они тебя уже наставницей зовут. Чему ты их учить-то будешь? Пойми, вера для нас здесь – не пустой звук. На вере Христовой все, что мы делаем, держится, и от нее все идет. Ратное много лет тут, в диком краю, оплотом этой веры было, огнем и мечом ее несло и на том стояло. Сейчас Академия и крепость – тоже оплот веры, и все, что Мишаня тут делает, на вере построено.

Но даже и не в том дело. Ты и сама видишь: у нас тут новая жизнь начинается; все, что делается – не так, как раньше. Всякое новое дело всегда трудно идет, и для того, чтобы удалось все, чтобы устояло – опора нужна. И нам та опора – вера. Нам, бабам, она важнее, чем мужам. Иной раз – много важнее. Мы ею порой только и живем, верой нашей. Она нам мужей ждать помогает, и терпеть, и детей растить. И жить она в будущих поколениях только через нас станет. Если мужи веру силой насаждают, то мы – любовью и терпением. И в наших детях ее закладываем, чтоб они уже ее дальше несли.