– Все, хватит таскаться по закоулкам и помойкам, пора приобщатся к светской столичной жизни и к искусству! – с утра огорошил своего спутника неожиданным предложением Фигнер, и увидев недоумение на лице у Сашки не замедлил пояснить, – В Оперу сегодня сходим, местечко для покушения подходящее, надо там присмотреться и узнать что к чему.

Перед культ-походом Александра тщательно проинструктировали на предмет, как он должен себя там вести, почти как в СА, только теперь в роли старшины выступил аж целый капитан.

– Девок за перси не лапать, туземцев по мордам не бить – коли они борзеют, то сперва меня спроси! И на диковины разные открыто глаза не пялить!

– Самойлович, я что дурак? – Сашка даже немного обиделся на такое недоверие, хотя надо признать, что кое в чем его соратник был прав, один раз он уже и так "залетел" по собственной глупости.

– По бумагам ты Сашка как раз – дурак и есть натуральный, иначе тебя чего доброго в конскрипты загребут, и оглянутся не успеешь, как в гвардии окажешься, – не без улыбки отметил Фигнер, – Да ладно не журись, я пошутил. Но помни, что мы не развлекаться пошли, а на работе и лишнего себе не позволяй!

Для посещения столь известных очагов культуры срочно потребовалось сменить имидж, клошаров туда и на порог не пустят, и поэтому пришлось прибегнуть к услугам старьевщиков, благо лавочку одного из них Самойлович заприметил неподалеку от их нового временного пристанища. Время от времени они так и ранее поступали – меняли одежду на более "приличную", когда требовалось побывать в тех местах, куда "уличному отребью" доступ был закрыт.

– Сиди пока тут смирно, никуда не выходи и что бы впредь – никаких девок не по делу! – приказал Фигнер своему напарнику, затем исчез в неизвестном направлении и отсутствовал примерно полчаса. Вернулся обратно "отец-командир" с двумя внушительными узлами.

Примерили обновки, на долю Александра досталась блуза, относительно новая и чистая, пошитая из хорошего полотна вроде современной джинсовой ткани. В принципе он и ранее во Франции носил нечто подобное, но была все-таки ощутимая разница. Теперь он из "оборванца" стал "блузником", уже другая категория аборигенов Парижа, крохотное продвижение вверх по социальной лестнице первой империи. Впрочем, с точки зрения "господ", не очень значительный прогресс, "блузники и прочая рвань" – так примерно тогда и писали в газетах, вполне официально и с одобрения властей. Фигнер облачился в потертый сюртук, вместо измятого картуза на голову одел побитый молью цилиндр, дешевая тросточка в руку – ни дать, ни взять франтик-студент "на мели". И таких в Париже хватало с избытком, нередко провинциалы, прибывшие учится, быстро спускали родительские денежки на гулящих женщин, вино и прочие столичные удовольствия.