– Ага, с глубоким прискорбием, – прокомментировал Володя, – Пока-что ждём-с первой звезды-с. У тебя-то с этой прояснилось чего-то?
– Да собственно, примерно как я и подозревал. Отучилась, шла уже к выпуску, имела хорошие шансы на высший разряд – это подтвердилось, но тут она сама себе лихо подосрала. Ну, обезьяны крепко напросились, так что тут винить её не могу, но была бы чуток посдержаннее и поаккуратнее – выпустилась бы без проблем.
– Подставили её, что ли?
– Да там даже и не подстава была, а попытка очень круто напакостить, так что – вот хоть и не люблю психующих баб, но в данном конкретном случае причина психануть у ней наклюнулась уважительная. Просто психанула резче, чем следовало, ну и слегонца "превысила пределы необходимой обороны".
– Слегонца – это как?
– Да перестаралась немножко – впечатала обидчицу в стену не той стороной торца. Впечатала бы лобешней – думаю, что её поняли бы правильно, а она впечатала её греблом, и в результате означенное гребло утратило товарный вид, скажем так. Это у них, сам понимаешь, не приветствуется.
– Довели?
– Ну да, напрашивались настойчиво, как я понял из их разборки, так что в целом по заслугам схлопотали, просто она чуток перестаралась.
– Так погоди, может просто на автопилоте? – предположил спецназер, – Если она через быка, говоришь, сиганула как те акробаты, так наверняка ж занималась этим серьёзно, а это крутые рефлексы нарабатываются… Помнишь же анекдот про боксёра?
– Ну и раскрылась?
– Ага, он самый! – мы с ним рассмеялись.
– Расскажите и мне, – попросил Хренио.
– Ну, участковый мент боксёра спрашивает: "Как же это вы так, тёщу ударили? Вы же всегда с ней прекрасно ладили, я вас с ней всем прочим всегда в пример ставил, и тут вдруг такое!" Боксёр ему разжёвывает: "Ну ты прикинь, я только с тренировки, весь на рефлексах. Сидим, ужинаем, ну так и сидела бы себе спокойно, а она же прикалывается и мельтешит передо мной в стойке – туда-сюда, туда-сюда – ну и раскрылась!"
– Может быть, в этом и есть резон, – прикинул Васкес, когда отсмеялся.
– Так давайте у неё и спросим, – перевожу я кидонийке наши рассуждения на греческий, а она, въехав, отвечает:
– Ну да, я училась в детстве на "бычью плясунью". Только та "бычья пляска", которую наши акробаты показывают – это не всерьёз, а что-то вроде эдакого театрального представления. У них и бык свой, ещё с маленького телёнка выдрессированный, и они его хорошо знают, и он их тоже. И они с ним играют, и он с ними играет – риск есть, конечно, но небольшой. А я училась для настоящей "пляски" – храмового обряда в честь Великой Владычицы, в котором богиня сама выбирает себе жертву. Если люди одолеют быка – в жертву принесут его, а если бык убьёт человека – значит, ей была угодна человеческая жертва. Навыки те же, что и у акробатов-театралов, только это – уже не театр. В Кноссе, Гераклее, Итане, в Гортине – там уже эллинские порядки, и даже в древнем Фесте старые критские обычаи почти искоренены или превращены в фарс. Но в Кидонии, хоть и не в самом городе, а в его окрестностях, ещё сохранился и настоящий Крит. Жизнь там другая, и отношение к старине – тоже другое. Там всё всерьёз, и "бычья пляска" – тоже всерьёз. Ошибёшься в ней – погибнешь, растеряешься – погибнешь, задумаешься и промешкаешь с нужным приёмом – тоже погибнешь. Бык – не участник общей игры и не товарищ по команде, а враг, которого нужно победить, чтобы выжить самим. А кто же щадит врага?