Себя корил, терзался жутко, а потом рукой махнул, словно отрезало. А что?
Коли царь с женой своей не справляется, в чем тут Илья виновен? Уделял бы Марине больше времени, не искала б она себе забав. Опять-таки, не в царских покоях все происходит, абы кто сюда не войдет, так что сильно Илья не опасался.
Знал, что наказание за измену царю одно – смерть. Но не боялся почему-то.
Это ж других ловят, других казнят. А у него все хорошо будет, он умный и смелый, он придумает, как не попасться…
Марине эти мысли были так хорошо видны, словно Илья все вслух говорил. Дурачок?
Но не за разум и рассудительность царица его выбрала, а за пылкость и неутомимость. Надо же себя побаловать?
Вот и баловала от души. И так и этак…
Или, вернее сказать, и тем и этим…
– Истомилась, Маринушка, пока меня не было?
Царица только улыбнулась.
Как она и думала – неутомим. И такой забавный дурачок… неуж ты думаешь, что я томиться без тебя буду? Или что один ты сюда приходишь?
Смешной мальчик.
Иди сюда, если восстановился… иди ко мне, Илюшенька, иди…
* * *
– Мишенька, отец приехал. Не смогу я теперь часто к тебе прибегать.
Но вслух Михайла, конечно, ничего такого не сказал. Изобразил отчаяние.
Они с Аксиньей виделись на сеновале. Да-да, на сеновале завсегда удобнее. И улечься можно, и обняться, и не только…
До самого главного у них дело не дошло. Михайла уверял Аксинью, что не хочет ей вреда, и вообще, в храме невеста должна стоять девушкой. Аксинья верила и таяла.