* * *

— … Да и не пустят уже вас на заседание, после выступления настолько неуважительного к самому духу мирной конференции. Надо же, предсказывать новую Мировую Войну! Но у меня к вам другое дело. Мой и ваш общий знакомый… Увы, не могу назвать его ни другом, ни даже союзником… Он говорит: гешефт можно делать не только с друзьями.

Махно косился на гостя краем глаза, больше смотрел в распахнутое по случаю лета окно. За окном красивый город, милый, для жилья удобный. Трамваи повсюду, множество уличных кафе, превосходные булки, отменный кофе — и дешево, даже сейчас, после изглодавшей Европу войны. Красные черепичные крыши, аккуратная каменная кладка, решеточки с водостоками; а некогда ходить и разглядывать. Все должность да дела Республики, а быть человеком, быть собой — четверть часа, пока ждешь прибытия очередного важного переговорщика.

Вот приехать к Насте домой, и что рассказывать? Черчилля видел? Видывали мы лилипутов и покрупнее, как говорил все тот же Корабельщик.

Черчилль сопел, щурился на дешевое красное вино, беззаботно играющее в стакане тонкого стекла. Ощущал под ложечкой привычную уже тяжесть и слабый покамест шум в ушах; нет, положим до приступа «грудной жабы» далеко еще, но, наверное, стоит уже сегодня навестить медика. Только не сушеного стерильного американца. Лучше пусть найдут француза, жизнерадостного лысого толстяка, уж он-то не станет читать проповеди о грехе чревоугодия.

Вошедший Сашко Лепетченко увидал словно бы картину, вырезанную, выхваченную из времени черной рамой окна и замершую, словно на фотокарточке. Слева худой, задумавшийся Батько. Справа толстый буржуй, вон и котелок его на столе, ближе ко входу. А чуть подальше от входа, точно посреди застиранной серой скатерти, на незримой линии между переговорщиками, на фоне синего-синего, яркого-яркого неба — красное вино в двух невесомых, прозрачных до невидимости стаканах. Прочую обстановку против света и вовсе не разобрать. Вон, второй буржуй-переводчик совсем потерялся в размытой синеве из окна.

Сашко положил на стол большую, четкую черно-белую фотографию; Махно подмигнул ему, оторвавшись от грустных мыслей, и Сашко, успокоенный, вышел.

Сэр Уинстон всмотрелся в придвинутый и вежливо развернутый к нему правильной стороной снимок. На снимке здоровенный многобашенный танк извергал огонь во все стороны, безжалостно кроша пулеметами каких-то наездников, судя по папахам — Кавказскую Конную Дивизию Туземных Народов, или как там она у русских правильно именовалась. Чуть ниже прямо на снимке белым прочертили дату — середина весны, больше двух месяцев назад.