— Вот только не говорите мне, что это фамильные вещи Линдфорсов. Вряд ли у их деда — генерала на портсигаре могла быть арабская вязь.

— А почему нет? Старик где только ни воевал!

— Ну, хорошо, только из уважения к деду, двести рублей!

— Что-то вы не слишком уважаете его превосходительство.

— А что делать? Я ведь не Грегер и даже не Горвиц с Коганом…[74] я всего лишь Кац!

— Двести восемьдесят.

— Простите, молодой человек, а господин подпоручик точно знает, что вы продаете эти вещи?

— Абрам Осипович, мне показалось, или вы меня только что обвинили в воровстве?

— Простите, я не так выразился. Господину подпоручику вообще известно, что у него есть такие вещи? Двести рублей.

— Двести пятьдесят.

— Только из уважения к роду Линдфорсов, — вздохнул Кац, — у ведь меня бабушка из Курляндии. Двести двадцать пять!

— Ваша бабушка гордилась бы своим внуком! Черт с вами, давайте.

— Вот, извольте, — засуетился портной и принялся отсчитывать деньги. — С вами приятно иметь дело, молодой человек. Если у вас еще будет поручение такого рода от господина подпоручика, не стесняйтесь.

— Всенепременно.

— Кстати, — спросил еврей, убирая покупки с глаз, — а почему же вы все-таки не пришли к моему зятю. Уж пара-тройка сотен у него бы нашлась…

— По трем причинам, Абрам Осипович.

— Очень интересно! И по каким же?

— Ну, во-первых, ваш зять непременно попробовал бы подсунуть мне для оплаты одну из своих девочек, а я так давно не видел женщин, что мог сдуру согласиться.

— Занятно, а другие две?

— Во-вторых, тут же все на виду. Сами посудите, нижний чин, зашедший к портному, это одно дело, а вот в офицерский бордель — совсем другое!