– Но господин полковник приказал…

– Чтобы мы геройски погибли, или приказ выполнили? – быстро перебил начальника Будищев.

– Приказ выполнили.

– Тогда передайте его высокоблагородию, что мы в лепешку расшибемся, но сделаем!

– Погоди-ка, – изумился Линдфорс, – ты что же это, сукин сын, без меня в дело собрался?

– Господь с вами, ваше благородие, – сделал невинное лицо Будищев. – Как можно-с?! Вы будете наш выход прикрывать…

– Немедленно прекрати свои шуточки! Я не позволю над собой насмехаться! Я офицер, в конце концов! Я…

– Как прикажете, – сдался Будищев и с непередаваемой интонацией добавил: – Ваше благородие!

Оставшееся до вечера время охотники посвятили отдыху, но едва солнце склонилось к закату, Дмитрий поднял своих подчиненных и велел им собираться. Впрочем, как частенько говорил сам грозный унтер, «нищему собраться – только подпоясаться», и все было готово к выходу.

Буквально через пару месяцев войны русские войска стали утрачивать свой блестящий или даже, можно сказать, щегольской вид, с которым они некогда вступили в Румынию. Рубахи поистрепались, сапоги поизносились, и даже золотое шитье на офицерских мундирах изрядно потускнело. Что уж тут говорить про охотников, на нарушения формы которыми изначально смотрели сквозь пальцы? Поэтому не стоит удивляться, что отправлявшиеся в рейд с Будищевым солдаты вид имели самый разбойничий с местным балканским колоритом. Поверх гимнастических рубах болгарские безрукавки, на ногах – опанки[58] и только кепи на головах да винтовки в руках указывают, что перед вами не местные гайдуки, а солдаты непобедимой Русской Императорской армии. Винтовки, впрочем, тоже были трофейными. Поэксплуатировав от души «мартини-генри»[59], Дмитрий возненавидел родные «крынки»[60] всеми фибрами души и не считал нужным этого скрывать.

Единственным счастливым исключением из этого балагана был доблестный начальник охотничьей команды – подпоручик Ванечка Линдфорс, явившийся во всем офицерском великолепии, точнее том, что от него осталось. Иными словами, мундир был хотя и грубо заштопан в нескольких местах, но наличествовал. Изрядно потрепанные сапоги вычищены до блеска, на боку звякала офицерская сабля, а рукоять офицерского «смит-вессона» торчала из кобуры невероятно-желтого цвета. Не песочного и не охры, а ярко-лимонного оттенка.

– Блеск! – искренне восхитился Дмитрий. – Франка три[61], поди, маркитанту отслюнили?

– Пять, – улыбнулся Ванечка, гордый, что его обновку увидели и оценили.

– Скока? – выпучил глаза Шматов от несуразности озвученной суммы. – Ета же…