Скрылев внезапно, по-пьяному, с хрипотцой рассмеялся:

— Председатель у нас вприсядку себе не позволит... Он только что вальсы... Это мы, серый народец, сроду «тырлу» выколачиваем. Председатель у нас — высокого полета птица. Нетутошиий гусь...

Степь пообсохла, побурела. Дыбится в дальней дали белая краюшка гор. Дойти бы до этих гор... Да времени нету. Надо кормить свиней, чистить свинарник...

А в горах снег. Маша Тинина вспоминает, какой снег был в лесу. От него пахло свежеиспеченным хлебом. Это, наверно, оттого, что Маша каждый день пекла хлеб для лесорубов, для Леньки Зырянова.

...Вот если бы с Ленькой на мотоцикле. Наверное, за день можно доехать. Обязательно надо будет... Живем у самых гор, а гор ни разу не видели... Можно отпроситься на день. Прийти к председателю, когда Скрылева нет. Скрылев не пустит...

Надо будет с собой пирогов взять. Остановиться где-нибудь на лужайке. Наверное, в горах есть лужайка. И вода... Вода в горах чистая-чистая...

Маша долго еще смотрит на белую краюшку гор. Потом идет деревней, ищет зоотехника. На двери клуба объявление:

«Сегодня в семь часов состоится комсомольское собрание.

Повестка дня.

Прием в члены ВЛКСМ.

Исключение из членов ВЛКСМ.

После конца танцы под гармонию».

Маша прочла объявление. Кого же это исключать?.. Чего это Дегтярев надумал?

Комсомольцы сидят на скамейках против сцены. На собрание пришли даже прицепщицы с дальней бригады. Только Насти Табанчуковой нет.

У стола на сцене стоит Санька-Ежик. Он задрал кверху подбородок и глядит, а вроде и не глядит в зал. Весь он непохожий на обычного Саньку. На нем белая рубаха в полоску и кирзовые сапоги — прямо из магазина.