Приезд Фрунзе — это была серьезная удача. Само известие о его назначении, обнародованное, оказалось добавочным к Сакарийской победе толчком, который кинул в Ангору французских дипломатов с предложением новых уступок. Это известие в тяжкие дни подняло дух и Собрания, и солдат. А потом, когда Франция предложила военный союз, компромисс с Англией и отход от русских, то уже можно было твердо сказать ей: «Нет!» Отброшена и оппозиция, шумевшая, что от Москвы нет пользы и надо смотреть на Запад. Наконец, самому, оказалось, можно передохнуть — возникло чувство, что встретил близкого.
За окном послышался стук колес. Адъютант сказал: «Это он».
Вот они, неразлучные — Фрунзе и Абилов! Кемаль ласково усадил их на сафьяновый диванчик перед овальным столом на резных изогнутых ножках, сам сел напротив.
— Догадались, якши, — сказал он и крикнул в соседнюю комнату: — Фахрие, пожалуйста… самого вкусного!..
Словно озорничая, сбросил с головы феску, обнажились реденькие, рыжеватые, пушистые, как у младенца, волосы.
— Итак, завтра?.. — Глаза вдруг стали острыми. — Узкоколейкой не пользоваться!..
— Да, я люблю седло, — сказал Фрунзе. — Лучше видна тропа. Люблю седло!
— Седло? — о чем-то подумав, переспросил Кемаль. — Прости ты, товарищ Фрунзе, и ты, Ибрагим, выйду на минуту…
— Он пришлет вам, Михаил Васильевич, подарок — седло! Украшенное! — догадался Абилов.
На стене над письменным столом Кемаля висела фотография Фрунзе в гимнастерке. Абилов сказал:
— Портрета Буйона я тут не видел. Вас Мустафа уважает.
— Московскую политику!
— А политика — это же люди!
На большом столе лежали подарки Кемалю. На стене висел золотой кавказский кинжал с надписью:
«Память от Азербайджанского рабоче-крестьянского правительства герою турецкой революции М. Кемаль-паше».
«Память от Азербайджанского рабоче-крестьянского правительства герою турецкой революции М. Кемаль-паше».
По ковру неслышно вошел Кемаль, сел.
— В Москве передай Ленину, Чичерину и Калинину: Мустафа прежним остался.
— Все будет прекрасно, Гази! Ленин поможет.
Кемаль встал, прошелся: