Но пришло время, и оно научило меня другому, и поверьте, господин Соукуп, я Вас ненавижу теперь так же, как раньше любил. Ненавижу так же, как ненавидят Вас и остальные рабочие. Почему я это высказываю? Пришел момент, когда я и вместе со мной многие тысячи других пролетариев очутились на распутье. Перед нами были две дороги. Одна — каменистая, тернистая, полная мук и боли, но вдали светило солнце и пели птицы. Другая — красивая, мощеная, усаженная деревьями, но вдали раздавались рыдания и звон кандалов. Мы не знали, куда нам идти. Верные Вашему учению, мы пошли по тернистой дороге. Вступив на нее первыми, мы слышали угрожающий рев буржуазно-капиталистического общества, предупреждающий нас и угрожающий, что эта дорога опасная и что на ней мы заблудимся. Но, помня Ваши слова, мы шли по этой дороге, все быстрее шли, и все больше нас становилось. Мы верили, что по ней пойдут и наши вожди. Но теперь мы видим, что вы, господин доктор старый Соукуп, Немец, Бехине, Тусар и другие, идете по прекрасно вымощенной и прославленной буржуазно-капиталистическим обществом дороге. Вот как пришлось нам разойтись. Я думаю, господин доктор Соукуп, что мне не надо Вам объяснять смысл этих слов. Вы должны лучше видеть и знать, за что буржуазная печать превозносит Вас ныне и воздает Вам хвалу.

И поэтому я, простой шахтер, осуждаю Вас, доктор Соукуп, и говорю Вам:

Вы — предатель, предатель, предатель!

— Ну, что ты на это скажешь? — спрашивает Ванек, когда Тонда кончает читать письмо. — Мог ли ты ожидать что-нибудь подобное от старого Клейна? Ты ведь знаешь, как он защищал доктора Соукупа и не позволял на него нападать. А теперь? Нет, Тоничек, из этого ты видишь, что мы хоть и озабочены, но это не значит, что мы должны голову вешать. Многие могут обмануть, смалодушничать и предать. Но шахтеры, металлурги, весь рабочий класс в целом не может изменить самому себе. Рабочие найдут верную дорогу, как бы они ни блуждали. Поэтому прочь заботы! В конце концов мы победим, Тонда. Ну, пойдем посмотрим моих ангорских. — Ванек тащит Тонду за собой к кроличьим клеткам.

— Посмотри-ка, мы заговорились и даже не заметили, что твоя Маржка тоже уже здесь. Вон они сидят на скамейке с моей старухой и разговаривают. Слышишь, как твои девчонки кричат на задах двора? Что там такое случилось?

— Папа, смотри, что этот кролик натворил! — бежит навстречу отцу маленькая Маня, показывая на платье Иржины, измазанное кроличьим пометом.

— Что это вы здесь делали? — сердится отец.

— Тетя дала нам поиграть крольчонка. А я посадила его на колени Иржине, чтобы она его понянчила. А он-то… — жалуется Маня.