— Джими не мог этого сказать.

Чалпин мгновенно среагировал, его голос, вдруг, стал пронзительным, как если бы он был близок к обмороку:

— "Джими не мог этого сказать!" О чём вы говорите? Вы, что, знаете Джими Хендрикса?

— Да, — сказала я вполне хладнокровно, — и даже очень хорошо.

Чалпин проявил интерес, и я вкратце рассказала ему, как нас познакомил Лес Перрин, сказав мне, что "Джими нуждается в близком друге".

У меня сложилось впечатление, что Чалпин мог знать, кто такой Лес Перрин и что теперь он будет со мною более откровенен, после того, что убедится, что я не шпион, подосланный Уорнерами.

— Так вы одна из подружек Джими?

— Подружки появляются и исчезают, — сказала я ему. — Я же… гм… ему друг.

— Друг…, — эхом прозвучал его голос.

И тоном неподдельного чувства, Чалпин произнёс:

— Да, он всегда нуждался в таком друге.

Как ему удавалось так быстро завладевать сердцем собеседника? Он рассказал о своей жене, о своих маленьких детях, которые живут в Швейцарии, где живёт ребёнок жены от предыдущего брака. Эд Чалпин хотел снять с себя маску злодея, надетую на него Брантоном, и сказал:

— Я хочу, чтобы мои дети гордились отцом.

Он спросил моего совета, не нанять ли ему специалиста по связям с общественностью.

Он сказал, что многие считают его характер "сутяжническим" и пытался объяснить свои бесконечные тяжбы "природой бизнеса". Он начал жаловаться как дороги стали теперь услуги адвокатов. Он даже прибавил, что "одних томов только по делам Хендрикса у него набралось около восьмидесяти".

И каждый раз я ловила себя на том, что сочувствую ему и понимаю. Но когда он начинал комментировать сказанное, это мгновенно отрезвляло меня, как скрип мела по школьной доске.

Чалпин рассказал мне, что они с Джими планировали урегулировать свои претензии друг к другу в сентябре 1970 года. Я знала, что это было не так, и напомнила Чалпину, что целый перечень претензий был им предоставлен в английский Верховный суд. Я спросила его, не мог бы он подробнее рассказать мне об этом своём разговоре с Джими. От прямого ответа он уклонился и в конечном итоге признался, что не было никакого разговора на эту тему с Джими. И что прилетел он в Лондон только в пятницу 18 сентября, в тот самый день, как умер Джими.

— Я просмотрел заголовки газет, и сказал себе: "Они его убили!"

Меня заинтриговала его уверенность и спросила:

— Не есть ли идея "Джими был убит" частью Теории Заговора, о которой так много говорят уже на протяжении нескольких лет, не называя мотивов?