Спустя час я снова позвонила, и тот же вежливый голос в трубке снова стал мне нести рутину "про временного заместителя". Я слышала, как в трубке доносился откуда–то мужской голос, и вдруг поняла, что такая рутина — это, несомненно, стандартная отработанная процедура в Чалпинляндии. Должно быть, у него уже много накопилось посетителей, которых он не хотел бы видеть. Так как женщина снова попыталась погрузить меня в туманное небытиё фразой "Я ничего не знаю", меня разразил смех:

— Вы прекрасная актриса, — сказала я. — Вы не временный заместитель. Для временного заместителя вы очень здраво рассуждаете! И я уверена, вы проработаете у мистера Чалпина ещё много лет!

Теперь была её очередь смеяться:

— Ну, хорошо…, — воскликнула она.

Она попросила меня не вешать трубку и, спустя не более минуты, вернувшись на линию, спросила:

— Вы из Уорнер–Брос–Рекордс?

Вопрос меня удивил.

— Нет, я не от них.

— Вы уверены? — ещё более озадачил меня её вопрос.

— Я же вам уже сказала, я писательница. Номер, который я вам дала, это мой домашний номер, расположенный в сотнях миль от Братьев Уорнер.

Проявляя явное любопытство, Чалпин явно слушал наш разговор по другому телефону. Я тут же отправила им факс с моей биографией, чтобы он смог увидеть, что я никакого отношения к Уорнерам не имею. Видимо, он был удовлетворён, но он мне не перезвонил, как и не произнёс ни единого слова, хотя я слышала как он дышал в трубку. Меня заинтриговало, почему Чалпин так нервничает при упоминании Уорнер–Брос–Рекордс, поэтому я тут же позвонила им в Лос–Анжелес и в Нью–Йорк. Они рассказали мне, что Чалпин получает от Уорнеров "солидные деньги" с 1967 года и что, у них с ним продолжается война, длящаяся со времени смерти Джими.

В 3:40 дня по Горному времени, готовая взорваться от досады, что он мне не звонит, и, поняв, что никогда не перезвонит, как обещал, я вдруг вспомнила, что у нас с ним есть общий знакомый, крутой и властью обладающий человек, который часто мне жаловался, в то время как я пыталась сделать серьёзное лицо и не прыснуть от смеха: "Так одиноко, здесь, наверху. Ты не можешь даже себе представить. И когда я остаюсь в своём кабинете в конце дня один, я готов расплакаться".

Я набрала номер Чалпина — и о, бинго! Никакая не "временная секретарша", сам Чалпин ответил мне в конце своего рабочего дня по Нью–Йоркскому времени. Целых четыре часа мы разговаривали, вернее он говорил, говорил, говорил, а я слушала, слушала, слушала. Чалпин — прирождённый оратор и… бизнесмен. Он плёл свою сказку, и в какой–то момент я поймала себя на том, что решила, что он самый недооценённый человек в звукозаписывающей индустрии и что каким–то образом Джими перевернул всё это вверх дном. Тут я поняла, что меня дурят и подумала, насколько Чалпин был эффективен и дальнозорок, когда предложил молодому Джимми этот трёхгодичный контракт в 1965 году и вручил ему авансом один доллар! "Ты хочешь пользоваться моей студией? Я нанимаю тебя. Ты будешь приглашённым музыкантом. Будь уверен. Конечно! В любое время!"