Ничто из этого не сказано для того, чтобы предположить, что если бы Гитлер смог уйти в Австрию после провалившегося переворота, или если бы, как Дитрих Экарт, он умер в 1923 году, то Германия не пошла бы по авторитарному пути в 1930-х и в 1940-х годах. В конце концов, в период между войнами либеральная демократия пала повсюду к востоку от Рейна и к югу от Альп, за примечательным исключением Чехословакии. А в других местах в Европе она часто лишь едва выжила. Подобным образом, ничего из этого не говорится для снятия ответственности с миллионов немцев, поддерживавших Гитлера и совершивших преступления нацистской Германии. Без них Гитлер остался бы никем. Однако история его становления выявляет критическое понимание: что пустота, оставленная крушением либеральной демократии в Германии и заполненная Гитлером, а не большинством других возникавших и конкурировавших с ним демагогов, многократно увеличила риск катастрофической войны и геноцида.

История метаморфозы Гитлера в равной степени о том, как делаются демагоги, и о том, как получается особенный, которого не следует принимать за представляющего всех демагогов. Это предостерегающий рассказ о том, что случается, когда чрезвычайная экономическая неустойчивость и крах, чувства недовольства, а также неминуемого национального и личного упадка, сходятся вместе. Это о том, как делаются новые радикальные вожди, когда либеральная демократия и глобализм находятся в большом кризисе и когда этот кризис превращается в тоску по сильной руке и вождям нового типа.

Как учит история, определённые структурные условия делают возможным возникновение демагогов. Однако история Европы в 1920-х и в 1930-х годах и мира на протяжении двадцатого столетия показывает, что демагоги приходят в различных вариантах. Их диапазон простирается от популистов с отсутствующими основными взглядами до идеологов различных политических убеждений. Они включают как рациональных, так и иррациональных деятелей. Они включают деятелей, чья личность всегда будет вести их к самым экстремальным решениям и которые никогда не знают, где остановиться, тем самым сея зёрна саморазрушения своего режима, а также и тех с умеренными качествами личности, чей режим может выживать десятилетия. Они также встречаются в диапазоне от тех, кто верит, что любой компромисс, кроме тактического, отвратителен, до тех, кто в конечном счёте полагает, что политика — это искусство компромисса. Фундаментальная проблема в предсказании того, какого рода станет возникающий демагог, состоит в общем стиле их демагогии, когда они впервые появляются на публичной арене. Их общий язык и стиль и их общее утверждение, что они аутсайдеры, могущие представлять истинные интересы народа, мешает видеть, какого вида демагогами они скорее всего станут. Вот почему существует тенденция невозможности предсказать, превратится ли некто в реинкарнацию Гитлера, Франко, Ленина, или в популиста образца конца девятнадцатого века, который, флиртуя с авторитаризмом, в конечном счёте умудряется противостоять его обольщению.