Ясно поэтому, что Франц Зельдте мог играть только известную роль по линии мобилизации для "национальной революции" части мелкой и средней буржуазии, мог осуществить стык между старорежимной Германией и "третьей империей", но немедленно же после осуществления и оформления фашистской диктатуры должен был подчиниться гегемону этой диктатуры — национал-социалистической партии и ее вождю, Адольфу Гитлеру. Можно смело сказать, что Рем, начальник национал-социалистических вооруженных отрядов, вождь "коричневых" штурмовиков, является большей опасностью лично для Гитлера, чем Франц Зельдте. Зельдте не удалось отстоять самостоятельность "Стального шлема" в качестве "ночного сторожа правительства Папена" просто потому, что представленная Папеном и родственная Зельдте феодальная прослойка германской буржуазии не смогла и не сумела отстоять своей самостоятельности. Францу Зельдте не оставалось ничего другого, как признать в своем скоропалительном послании по радио, что "мы ("Стальной шлем") признаем германскую революцию (т. е. гегемонию Гитлера) и подчиняемся вождю этой революции Адольфу Гитлеру". Основание: "немецкие солдаты должны бороться вместе".
Не очень убедительно, но, по крайней мере, в своей казарменной фразеологии Франц Зельдте остался верен себе до конца.
Грегор Штрассер
Грегор ШтрассерНа фронте мировой войны к Грегору Штрассеру, лейтенанту баварского артиллерийского полка, после пресловутой "словесности" подошел солдат и задал ему следующий вопрос: "Господин лейтенант, отечество — ведь это та страна, где мой отец имеет землю. (Буквальный перевод немецкого слова "отечество" — фатерлянд). Но ведь у моего отца нет земли. И у моего деда не было земли. У нас нет ни клочка земли…" Лейтенант Штрассер не может ответить на этот вопрос. Он склоняет голову, отворачивается от "своего" солдата и уходит. "Понятие отечества, — говорит его биограф, д-р Дибов, утверждающий, что после этого инцидента один из выдающихся национал-социалистов стал политиком, — ведь отчасти включает в себя и описание социального вопроса".
"Цветущие земли Германии, волнующиеся колосья германских полей, сады, луга и леса Германии становятся в его (Штрассера) глазах жирными полями Этрурии, на которых потные рабы добывают для других богатства и средства для роскошной жизни". Ах, мы растеряли в грохоте мировой бойни, в громах эпохи империалистических войн и пролетарской революции все классическое образование! И если бы биограф Штрассера нам этого не сказал, то мы, вероятно, и не знали бы, что процитированные слова являются отрывком из скорбной речи знаменитого народного трибуна древнего Рима Тиберия Семпрония Гракха: "Дикие животные имеют свои берлоги и свою добычу, но люди, боровшиеся и умиравшие за свое отечество, не имеют в своем отечестве ничего, кроме воздуха и света. Над ними только издеваются, когда их во время боя призывают бороться за неприкосновенность божественных алтарей и гробниц предков". Неизвестно, пришли ли эти слова Тиберия Гракха на ум Грегору Штрассеру, когда он не смог ответить безземельному крестьянину в изорванной, выпачканной в крови и грязи солдатской шинели, ибо в отличие от этого безыменного солдата у лейтенанта Штрассера, по свидетельству его биографа, есть отечество. Хотя его отец и не владеет землей, но он все-таки является чиновником средней руки. Он смог дать своим детям приличное образование и, в частности, дал Грегору Штрассеру немедленно после возвращения с фронта возможность закончить свое высшее образование по химическому факультету и затем купить небольшую аптеку в Ландсгут (Нижняя Бавария). Но более чем вероятно, что эти слова фронтовика заронили в мозгу Штрассера мысль о том, что такие "антипатриотические" настроения солдатской массы можно соответствующим образом использовать.