Советы бывалых

Советы бывалых

«Разбитый» год уже давно в прошлом. Намедни я смёл в утиль и осколки полугода. До конца чересчур тягучего путешествия остались «шалпешки». Сижу я долго, но так и не выяснил, что это такое – «шалпехи». Здесь, в Сибири, это что-то совсем мелкое.

Если на одной ладони представить полторы сотни дней до финиша, то на другой их окажется три тысячи от старта. От такого сравнения меня накрывает приступ блаженства.

Пульс пророчит: «скоро-скоро-скоро», и краски вдруг ярче даже там, где всё сплошь серое.

Я шучу и заигрываю с миром, но хмурый лагерь уверен, что я глумлюсь и насмехаюсь. Возможно, он и прав, и я действительно разучился по-человечески шутить. Но мне радостно, и я делюсь счастьем даже с толстыми воробьями возле столовой. А ведь ещё недавно я присматривался к ним и размышлял о гриле с ломкими хрустящими косточками. Ближе к вечеру возбуждение обычно стихает, и я снова один на один с памятью.

Не могу сказать, что годы пролетели и «срок пыхнул». Бывает, я думаю, что кроме тюрьмы у меня больше ничего и не было.

Старая вольная жизнь сейчас мне кажется чем-то надуманным. Так я вижу своё детство. Из памяти всплывают картинки, сценки, события, но я разглядываю их как марки в старом кляйсере. Моё? Может быть. Но не факт. Если не цепляться за уверенность, что это был я, то вполне можно представить, что это был и кто-то другой.

Так и с моей дотюремной жизнью. Да, я помню, у меня были и жена с дочерью, и родители с сестрой, и друзья с работой. Вроде бы…

Я даже помню свой последний секс в ночь перед арестом. Как будто бы…

Моя ли это память?

Если «расслабить» ум и созерцать не думая, перестать «знать» и «верить», то я легко могу поймать ощущение, будто ничего из прошлой жизни со мной никогда не случалось. А были только тюрьмы, этапы, лагеря.

Я привык к баланде и робе. Стал неотделимой частью решётчатого мира, и все резервы моей памяти отданы под тюремно-лагерные события.

Как-то я перелистывал три пухлых фотоальбома, всматривался в родные лица и пытался узнать во взрослой девочке свою дочь, как вдруг у меня появилось чувство, будто я разглядываю потёртый глянцевый журнал.

Я порвал все фотографии.

В мешке с клочками городов мелькали чьи-то улыбки, кто-то пытался мне подмигнуть. За мной будто подглядывало прошлое.

Я завязал его в узел и отнёс в огонь.

Когда я выйду, то встречу и слёзы, и смех, и будет всё это уже настоящим, «сегодняшним». А сейчас моя вчерашняя жизнь лишь собирает пыль и крадёт моё время.

Я – зек. Семь тюрем и пересыльных централов, полгода этапов и два кардинально различных друг от друга лагеря. И почти девять лет отсидки. Приключений на пару толстых книг. Но кто их будет читать? Все знают, что попасть в тюрьму может каждый. И все уверены, что если это и случится, то с кем угодно, но не с ними. Кому и когда был нужен чужой опыт? Своя жизнь, своё минное поле.