Отпечатанные через копирку по рукам ходили стихи, повести, романы или, в нашем случае — списки товаров, разрешенных советской таможней для вывоза отъезжающим в Израиль. Документ был убогий, напоминавший интендантский список армейского довольства, но мы читали его с увлечением. Это был наш Билль о правах.
Каждый бывший гражданин СССР, покидая страну, имел право на 1 фотоаппарат, 1 сменный объектив, 1 увеличитель, 4 простыни, 2 наволочки… Список обрисовывал имущественное пространство эмигранта на двух или трех листах. В комментариях, которые ходили в виде приложения к основному документу, сообщалось, что может пользоваться спросом на заграничной барахолке.
Скажем, фотоаппарат — это «Зенит», советская «зеркалка», которую начали выпускать еще с середины 1950-х годов. «Зенит» делали на века. Корпус ранних моделей фрезеровали из единого куска бронзы, обтянутой черной кожей. Таким аппаратом можно было отбиваться от нападения или заколачивать им гвозди.
Всех жизненных перипетий и поворотов не могла предусмотреть даже таможня. Можно ли, скажем, вывозить шашки? Или шахматы? Материал — дерево, фетр художественной ценности не представляет. Стало быть, можно.
Я купил набор шахмат в деревянной коробке в клеточку. Долго примерял длину фигур, сравнивал с размером стодолларовой купюры, купленной по знакомству. Получалось, что высота королевы вмещала в себя ширину банкноты. Осторожно под струей пара из чайника на кухне я отслоил фетр в основании фигуры. Припасенной дрелью аккуратно высверлил отверстие, тщательно замерив его глубину, с тем чтобы не пробить насквозь. Туго скатал американскую зеленую денежку, вложил ее в дырку, заподлицо, слегка утопив, вставил пробочку, заполнил оставшуюся ложбинку влажной известкой. Просушил, отшкурил, снова наклеил фетр.
Показал Оське со словами: «В одной из фигур спрятана сотня долларов, найди». Оська принял вызов. Он тряс шахматные фигуры, вслушиваясь в шорохи и звуки, внимательно разглядывал их на ярком свету, даже нюхал, но ничего не нашел. Отлично! Комплект проверку прошел.
Тремя днями ранее я был у Вайнштейнов, уезжала его дочь Эллочка. Она сообщила, что в Израиле ей делать нечего, что она собирается в Рим, вернее, в его пригород, Остию, а оттуда в Америку. С папойи мамой она надеялась поддерживать связь по телефону и через письма на Главное почтовое отделение в Остии.
Простившись с Эллочкой, я пошел на ближайшую почту, упаковал шахматы в коричневую грубую бумагу, завязал шершавыми веревками, концы залил сургучом, написал адрес Эллочки, до востребования, и отправил без обратного адреса. На всякий случай — вдруг таможенники найдут то, что Оська не мог обнаружить.