Кое-где, конечно, оставалось еще глухое сопротивление. Затаившийся антисоветчик, затворив двери, помешивал чай чудом сохранившейся в семье серебряной ложечкой, не касаясь стенок тонкого стакана, или резал бифштекс по кусочку, держа вилку в левой, а нож в правой руке. Но эти пережитки постепенно уходили в прошлое, окончательно победила пролетарская культура быта, в которой мирно уживались пестрые расцветки в цветочек, горошек и клеточку. Символ этой эпохи — это пустая пол-литра и окурок «Беломора» в салате «оливье».

Гуманитарное образование и знакомство с либеральными идеями или высокой поэзией, по моим наблюдениям, тоже дела не меняло. Подмечено, например, что у советских диссидентов — ужасные манеры за столом.

По тогдашним понятиям я происходил из «культурной» семьи: отец — капитан дальнего плавания и большой чин в пароходстве. Он не пил, не курил, ездил на работу всегда в безупречно чистой рубашке с накрахмаленным воротничком и манжетами, имел хороший почерк, приобретенный еще в царской гимназии, писал грамотно и никогда не употреблял бранных слов, был человеком строгим, дисциплинированным, но с большим чувством юмора.

Мама в 16 лет осиротела, рано начала работать и в институтах-университетах не училась, о чем всегда сожалела. После войны в нашей большой квартире на Итальянской улице в Ленинграде (тогда улица Ракова) часто бывали артисты, полярники, спортсмены, ученые.

В конце 1940-х у отца на работе случились крупные неприятности, и мы приехали в Таллин (тогда еще с одним «н»), где первое время жили стесненно и бедно. Как только дела немного поправились и мы поселились в квартире побольше, мама начала поиски антиквариата по дешевке. За несколько лет титанических усилий ей удалось собрать коллекцию мебели: большой ореховый буфет, изящный шкафчик красного дерева, горку со стеклянными дверцами, в которой стоял японский чайный сервиз тончайшего фарфора с драконами.

Стены в нашей квартире всегда были однотонные, цвета бирюзы либо брусники со сливками. Поскольку советская промышленность таких обоев не выпускала, мама разработала свой метод: она покупала дешевые обои любой расцветки, клеила их обратной стороной, а затем красила в нужный оттенок. На таком фоне красиво смотрелись картины в золоченых рамах.

После мореходки я по распределению попал в эстонское пароходство, плавал сначала четвертым, а потом третьим помощником на теплоходе «Верхоянск» у капитана Полковского.

Александр Федорович был прирожденным аристократом: благородная внешность, высокий, невозмутимый. В его присутствии, заходя в кают-компанию на завтрак, обед или ужин, надо было спросить разрешения сесть за стол или встать из-за стола. Ел он не торопясь, демонстрируя нам безупречные манеры. Эти уроки остались в памяти незаметно, перерастая в привычку.