Сразу раздели догола, оставив только носки — которые в ГУЛАГе почему-то всюду были дефицитом, от карцеров до СПБ. Вместо одежды я получил пару желтого застиранного белья — рубаху и кальсоны — и тонкую серую пижаму. Как будто нарочно, белье оказалось на размер больше, тогда как пижама, наоборот, сильно жала под мышками, и брюки на целую ладонь оказались короче кальсон. Рукава куртки были коротко отрезаны, видимо, когда залатать дыры на локтях становилось невозможным, рукава просто отрезали чуть выше — ну, и, конечно, на разную длину. Завершали этот клоунский костюм жесткие тапочки — оба гигантского разного размера. В одном из них в ногу сразу впился гвоздь.
После переодевания медсестра принялась за разбор имущества. Одежда полетела в мешок, который сдавался на склад, туда же отправлялись и книги. Фотографии, письма и все прочие бумаги полетели в другую кучу.
— Не положено…
Это было дико. Все бумаги многократно проходили
В камере-надзорке были восемь человек, на которых приходилось только две койки — новоприбывшим предстояло разместиться на полу. Кинули матрас, одеяло и подушку без наволочки.
Окно камеры было покрыто толстым слоем изморози, иней покрывал всю внешнюю стену. От нее по камере расползалась талая лужа.
Зэки вяловато задали обычные вопросы — откуда? статья? Кто-то удивился:
— Так ты с Запада?.. — так на дальневосточном диалекте называли здесь европейскую часть СССР.
Заключенные выглядели хуже, чем в Казанской СПБ. Все были одеты в клоунские костюмы вроде моего, лишь один высокий парень щеголял ярко-розовой фланелевой пижамой с еще более клоунским рисунком каких-то уточек. Звали его Володя Чирков, он не был новичком — сидел в СПБ полтора года и оказался в строгом отделении за ссору с медсестрой в рабочем отделении. Как рассказал Чирков, эти дурацкие пижамы тамошние зэки получили после того, как их накрыла эпидемия педикулеза. Тогда им и выдали сшитые здесь же пижамы из ткани, предназначенной для детских больниц.