Я возвращался из Павловска в Петербург, или в Петроград в день, когда Корнилов был объявлен, так сказать, преступником, или повстанцем против Временного правительства. И я знаю, что происходило на улице. Я знаю, что происходило в бывшем дворце Андрея Владимировича, который стал штаб-квартирой центрального Комитета социалистов-революционеров. На мой взгляд, там была паника. Керенский утверждает, что ничего подобного не было ни в правительстве, ни, как он думает, нигде. То, что я видел, на мой взгляд, может быть определено как паника, и, хотя само восстание оказалось пуфом, тогда люди не знали, чем это кончится.

В чем же выражалось то, что Вы назвали паникой?

Выражалось в том, что надо было мобилизовать моментально все районы; необходимо принять экстренные меры; кого-то посылали в одни места, других посылали в другие места. Словом, всё было переведено на военное положение. Всех мирных штатских людей перевели на положение «Враг идёт! Враг у ворот!», и так далее. У меня такое было впечатление. Я не могу конкретизировать это, но я слыхал, что говорили, я видал лица. И я сам, не зная всех подробностей – позднее вскрылось, что всё это зиждется на Завойке и на Овадине, то есть на совершеннейших авантюристах – но я думал, что это действительно движение, возглавленное Корниловым, которое имеет за собой войска, весь генералитет, если не всё офицерство, а это кое-что.

А не было подсознательного ожидания угрозы справа, которое всё время присутствовало и с первыми сообщениями о Корнилове вышло наружу?

Все левые, во главе с большевиками, начали говорить о том, что контрреволюция идёт, она уже пришла, и так далее, с первого дня революции. Поэтому, по примеру революций в других странах, они кричали: «Волк идёт! Волк идёт!», а волка-то не было. И Церетели в своей знаменитой речи, когда он сказал, что контрреволюция может прийти в левые ворота, был пророком! И имейте в виду, что разногласия между правыми социалистами и левыми, как в социал-революционной партии, так и среди меньшевиков, проходили по этой линии: по какому флангу, или по какому крылу надо бить? Чернов написал: «Противник где находится? На правой стороне или на левой стороне?» Мы, правые, социалисты-революционеры и меньшевики, считали, что угроза может прийти слева. Все левые, с Лениным во главе, с первого же дня революции были уже в России. А ведь Ленин не ожидал этой революции, он еще девятого января 1917 года в своей речи в Цюрихе говорил, что его поколение не доживёт до революции: «…И только нам передать надо последующим поколениям завет того, что было провозглашено девятого января 1905 года».