Это был не только бедлам, это было нечто среднее между цирком и лобным местом. Люди – главным образом на левом фланге – большевики и левые эсеры, они точно взбесились, обезумели. И не думайте, что это я говорю, это говорят они сами. Есть такой Масловский есть, в царское время он работал в библиотеке, потом стал левым эсером, после перешёл к большевикам – очень талантливый писатель, журналист и автор нескольких книг. И этот Масловский – Мстиславский его литературный псевдоним – писал, что это уже не жутью пахло, а безумием. Так он пишет, а кто это безумие создавал? Он!

Я вспоминаю и вижу открытые рты, в особенности у Луначарского; помню сжатые кулаки, потрясаемые в воздухе, бьют о пюпитры этими кулаками, кричат, визжат, свистят через пальцы, которые кладут в рот. Спиридонова, Крыленко, Комков – левый эсер – это все на авансцене сидящие члены Учредительного собрания, весь левый фланг. Поскольку он там присутствует – 25 % всего собрания. А обстановка какая? – все это окружено вооруженными красноармейцами, солдатами, матросами; с револьверами, с обоймами, с винтовками. То же самое и на хорах.

Иногда винтовки наводят на лысый череп эсера-народовольца, сидевшего два раза на каторге по восьми лет – Минора. И на нас наводят. Я же сидел около председателя Чернова, рядом с ним, на подиуме как секретарь. А члены правительства сидели сзади нас. Слева от нас Ленин сидел, немножко развалившись, так сказать «в неглиже с отвагой». Он не говорил, но он руководил, он направлял. Он говорил, когда кому кончить речь, когда вообще замолчать, когда уходить, когда декларацию читать. Это он велел, вернее, посылал записки. В какой-то момент я пошел по всему дворцу, поднялся на второй этаж – там была клоака. Это было чудовищное явление. Мы там сидели с двух часов, до пятого часа следующего утра, и это было пыткой. Конечно, распространялись всякие слухи о том, что нас сейчас всех увезут, арестуют. Есть не давали, и свет гасили, значит надо было запастись свечами. Ну, вся эта история описана. С точки зрения бытовой или мелкой истории – это очень интересно!

Известная поэтесса, которая иногда играла либеральную роль, но, по существу, была совсем не либералкой, но как поэтесса была чрезвычайно даровита – Зинаида Николаевна Гиппиус писала: «Наших дедов мечта невозможная, / Наших героев жертва острожная, / Наша молитва устами несмелыми, / Наша надежда и воздыхание, – / Учредительное Собрание, / Что мы с ним сделали…?» А ее муж, писатель Дмитрий Сергеевич Мережковский, когда шел вопрос о том, распустят большевики Учредительное собрание или не распустят, писал: «Учредительное собрание – это наше солнце! Может ли этот упырь» – большевизм или совнарком, я не знаю, кого он разумел под этим, – «покуситься на эту святыню». В его устах это не только слова были. Я говорю о тех людях, которые мистически это переживали, а не мистически – люди действительно ждали. А от кого было ждать еще? На кого можно было надеяться? В течение, не скажу веков, но десятилетий, когда к чему-либо апеллировали, то к тому, что, когда будет свобода, когда падет самодержавие, то Учредительное собрание нас всех рассудит.