— Ты такой независимый, сам говоришь об этом, и вдруг всё улетучивается…

— Да, веду себя как подкаблучник. Тогда я реально был одержим этой девушкой, но я не подстраивался. Просто понимал, что всё равно сделаю то, что хочу, и где бы я ни был — я всего добьюсь. У меня никогда не было ощущения, что надо куда-то ехать и тогда что-то произойдет. Я сам могу создать вокруг себя, что мне нужно, — да хоть в поле чистом. Но на тот момент эта девушка мне была нужна.

— А потом что случилось?

— Мы расстались. (Смеется.) В Москве. Она вышла замуж через полгода.

— Вот так всё просто и банально.

— Я страдал, конечно, года два, но это меня закалило. Сейчас я к этому с юмором большим отношусь, понимаю, что она не была любовью всей моей жизни и ездил я за ней не поэтому, а потому, что сам себе придумываю ядерное топливо. Тогда мне нужны были эти эмоции.

— Слушай, я помню, как меня впечатлил твой рассказ о том, как ты играл на гитаре у Театра Вахтангова и тебя никто не слушал, а ты в кровь разбивал пальцы.

— Это да. В белой рубашке, в пальто, с классической гитарой, а на улице никого: минус 35, холод, если кто-то и проходил, то в огромном тулупе и ушанке и не слышал мою музыку.

— А ты, несмотря ни на что, в белой рубашке.

— Конечно, и это не изменилось до сих пор — мне до сих пор нужна белая рубашка, образно говоря. Мне очень важно хорошо выглядеть: никакой шапки — пусть лучше менингит, пусть замерзну насмерть. Без шапки ждать девушку на морозе и всё такое — это про меня. Вряд ли это изменится: красота жизни для меня на первом месте. Реально.