4 июля. Третьего дня просидела до трех часов ночи и писала с удовольствием свою повесть «Песня без слов». Вчера часа три играла на фортепьяно, сегодня тоже. Вспомнила сегодня о романсах Танеева, потому что Саша по дороге в купальню их всё напевала, я взяла их разбирать.
4 июля.Лев Николаевич ходил сегодня на завод с Дунаевым за шесть верст и обратно. Как живо он восстановил свои силы и здоровье!
Непростительно тоскую и везде слышу запах трупа, и это мучительно. Только музыка меня спасает от тоски и от запаха этого.
5 июля. Прекрасная прогулка с Л. Н., Дунаевым, Анненковой и тремя барышнями чужими по Горелой Поляне, Засекой, под мост на шоссе, опять Засекой, Козловкой и домой. Ясный, красивый вечер. Всё больна Таня, и всё сердце болит, пойдешь, сидишь с ней и думаешь: «Неужели скоро мы расстанемся навсегда?»
5 июля.6 июля. Дождь, холод; Таня всё лежит от болей в животе. Прошлась по саду, нарвала для Тани чудесный букет. Поиграла часа два с половиной, но плохо. Весь день поправляла корректуры. Много мне беготни и мелких, скучных дел: документы надо посылать в управу; жалованье людям, грибы, малину покупать; больных лечить; нищим подавать; обед и ужин заказывать; с Дорой и внуком посидеть; работы девушкам раздать; переписать бы следовало эти дни Льву Николаевичу, а тут пропасть корректур. За Таней походить, а она упрямится лекарство принимать.
6 июля.12 июля. Уехала из дому по гостям. Первое – заехала к дочери Маше и измучилась душой, глядя на нее. Сгорбленная, слабая, худая, как скелет, нервная, с всегда готовыми слезами. Жизнь крайне бедная, еда отвратительная.
12 июля.13 июля. Рано утром приехала в Селище, к Масловым. Федор Иванович меня встретил на станции, вся семья была вставши и встречала меня, и Сергей Иванович тоже. Прелестные места, брянские леса, ключи, речка Навля, всё это широко, красиво, особенно сосновые с дубом леса. Ходила всюду с Анной Ивановной.
13 июля.Вечером читали «О голоде», прекрасную статью Льва Николаевича, всем очень понравившуюся. Сергей Иванович исполнил мою мечту, сыграл мне любимый полонез Шопена, да еще два раза. Два же раза он сыграл Шуберта «Morgenstandchen» и что-то Генделя. Какое было наслаждение его слушать! Сам он у Масловых мне не понравился: какая-то и внешняя, и внутренняя распущенность в привычной с детства обстановке людей, уже состарившихся, и природы приглядевшейся.
На другой день, 14-го, ездили все в лес, фотографировали меня в дупле одной из вековых лип, вечером занимались с Анной Ивановной фотографией и рано разошлись.