Автор одной из новейших книг о Реставрации Г. де Крей характеризует Карла II как обаятельного человека, отличавшегося живым интеллектом, способного ухватить суть проблемы, идти на риск и предлагать нестандартные решения. По словам этого историка, «Карл был счастливчиком и в 1650–1651 гг., и в течение всей жизни. Однако одной везучестью невозможно объяснить его успехи. Он часто одерживал верх над врагами, потому что был проницательным, хитроумным и более умелым, чем они. Эти качества обнаружились уже тогда, когда он бежал из Вустера во Францию. Карл обладал хорошим пониманием обстоятельств и часто обходил оппонентов при помощи неожиданных и рискованных действий» [65,18]. В то же время де Крей полагал: многочисленные любовные связи короля, как долговременные, так и краткие, с разными женщинами в одни периоды времени, дюжина признанных незаконнорожденных детей и отсутствие наследника в браке, конфликты со старшим сыном герцогом Монмаутом — это действительно наносило ущерб не только репутации, но и самому институту власти. В основе теории патриархальной монархии лежало представление о короле как отце. Власть короля и власть отца отождествлялись. Власть отца распространятся на семью, двор, слуг, а Карл «превратил свой хаусхолд в гарем». Он официально признал 14 детей. Ковард писал: «Критика его несомненного цинизма и беспринципного поведения часто строится на моральных, а не на политических аргументах. Его циничное отношение к друзьям и врагам, его двуличие и склонность к краткосрочной политической выгоде — всего лишь аморальные черты, которые хотел видеть в правителе Макиавелли. Его сильной стороной было умение понять, что данная политическая позиция изжила себя, каковы бы ни были моральные принципы, с ней связанные» [34, 291].

От Карла II Стюарта зависела карьера и судьба Хайда. Оценки, данные Хайду в историографии, претерпели меньше изменений по сравнению с королем. Традиционный взгляд на Карла II как на «ленивого короля», не желавшего заниматься государственными делами, предполагал: «великая ответственность легла на ведущего министра», поскольку власть, которой он обладал, значительно превосходила власть других министров, его стали называть «главным министром или фаворитом» [39, 208]. Дж. Кларк писал о заслугах Хайда: «Он был юристом и государственным деятелем в истинно английском духе, отличный оратор, хорошо владевший пером, трудолюбивый, непреклонный и искренний, он сослужил стране одну бессмертную службу. Он сделал все, чтобы монархия ассоциировалась с законом, и твердо стоял за то, чтобы реставрированная монархия олицетворяла не абсолютизм и произвол, а единство закона, исторические институты страны, в том числе парламент, его регулярную деятельность, прецедент и правильный порядок» [33, 2]. Собственно, также пишет о его роли современный историк Шама: «Без сомнения, Кларендон был балластом Реставрации, человеком, внесшим долю политической трезвости в понятное опьянение реабилитированных кавалеров. В Долгом парламенте Эдвард Хайд был реформатором. С тех пор произошло так много, что те незначительные изменения утратили смысл, и умеренность Кларендона превратилась в твердый консервативный роялизм. Не уступив законных прерогатив короны, Кларендон был озабочен тем, чтобы укоренить их в прочной конституции: король и парламент должны взаимодействовать на основе доверия и обоюдной зависимости» [91, 256].